Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме

Пока Джилберт менял ствол, я выпускал магазин за магазином из своей М-16 очередями по два-три патрона. Из-за дыма видимость стала ещё хуже, чем была. Я палил по джунглям, не по отдельным целям или очертаниям. Пару раз мне показалось, что я заметил движение и выпустил туда очередь в пять или десять пуль.

Скоре пулемёт опять заработал на всю катушку. Скрючившись, я стоял на коленях лицом к Джилберту и подавал пятисотпатронную ленту, что я сцепил. Джилберт теперь стрелял помедленнее, чтобы поберечь новый ствол. Старый на самом деле не расплавился и не погнулся, что означало, что мы смогли бы использовать его дальше, когда он остынет.

Словно осьминог, что сжимается и исчезает в маленькой выемке или узкой расщелине на дне океана, я пытался сжаться и сделаться как можно меньше, надеясь исчезнуть из виду. Просто поразительно, насколько маленьким можно стать, когда по тебе стреляют, но достаточно маленьким никогда не станешь.

БАБАХ! Кусочек срикошетившей пули, ударившей в землю передо мной, отлетел, пробил мой ботинок и скрылся внутри моей ноги чуть ниже щиколотки. Он оставил маленькую ранку, которая почти не кровоточила, но очень здорово болела. Меня ранило в ногу. Боль была такой сильной, что у меня перехватило дыхание и на глазах выступили слёзы. Я застонал.

Всё время, начиная от просмотра военных фильмов и детских мечтаний до военного обучения в Джорджии и патрулей во Вьетнаме, я знал, что солдат иногда ранит или даже убивает. Всё это время я находился во власти дурацкого предположения, что хоть такое и случается, но пострадает всегда другой парень. Теперь другим парнем стал я. Это не сулило ничего хорошего.

Мой вопль «Джилберт, меня ранило!» прозвучал скорее от удивления, нежели из ожидания, что он сможет для меня что-то сделать. Конечно, он не мог услышать меня сквозь окружающую нас какофонию выстрелов и наклонился ко мне, чтобы я повторил свои слова. Как только он это сделал, срикошетившая пуля ударила его в грудь. Она не пробила кожу, но перебила ему дыхание. Он упал на землю, приземлившись лицом вниз. Я бросился на его место за пулемётом и продолжил вести огонь.

Стрельба грохотала повсюду. Однако, казалось, что большая стрельбы по нам ведётся прямо спереди и чуть-чуть слева. Видимо, это было оттого, что в этой стороне метрах в пятнадцати от нас находился небольшой пригорок, или недоделанный муравейник. Нам приходилось стрелять по бокам от него. Там был враг, не прямо за муравейником, но где-то за ним, и он обеспечивал им некоторое прикрытие. Сначала я попытался избавиться от муравейника, разрезав его надвое длинной непрерывной пулемётной очередью. Это был просто перевод патронов. Чёртова штуковина была такой крепкой, что все мои пули лишь стряхнули с неё верхний слой пыли.

Я решил встать в полный рост и стрелять через пригорок за него. Первая очередь откачнула меня на пятки и чуть не свалила с ног. Перенеся центр тяжести вперёд, я прочесал участок за муравейником полной стопатронной лентой, а затем снова бросился на землю. Стрелять из пулемёта подобным образом, стоя в полный рост без опоры, было таким же зубодробительным делом, как долбить отбойным молотком. Мне повезло, что у меня не повылетали пломбы из зубов.

К тому времени, как я закончил стрелять стоя, Джилберт пришёл в чувство и пожелал вернуть себе пулемёт. Он выглядел слегка бледным и несколько взволнованным, как будто был шокирован отскочившей от его груди пулей на излёте. Покрутив левой рукой несколько раз, чтобы проверить, как работает его плечо, он взял пулемёт и продолжил вести огонь.

Немного правее меня пулемётчик 2-го взвода, стреляющий в одиночку, обернулся из громко закричал: «Патроны, патроны!» Я видел, как солдат позади нас бросился вперёд, держа в руках большой ком из свёрнутых пулемётных лент, остановился и был сбит с ног очередью, попавшей ему точно в солнечное сплетение. Одна из пуль, как мне показалось, была трассером. Я подумал, будет ли она светиться и гореть внутри его тела. Пулемётчик подполз осмотреть своего упавшего друга. Затем, поднявшись в полный рост, он воздел сжатые кулаки к небу и закричал: «Да будь всё проклято!» Вернувшись с патронами к своему пулемёту, он открыл ураганный огонь.

Пока всё это происходило, из боя выносили первую группу раненых. Иногда их бинты сбивались и цеплялись за растения, и давили на их раны, отчего раненые кричали от боли. Их слабые вскрики были, впрочем, совсем не такими громкими, как крики и вопли тех, кто выносил раненых, пытаясь каждого отцепить и вытащить из зоны поражения. Отойдя назад, в чуть более безопасное место, они уже могли не тащить, а выносит раненых.

Мак-Клоски приближался к нам сзади, неся боеприпасы. Он посмотрел на меня, когда я прокричал просьбу принести ленты для М-60. Прежде, чем он успел бросить мне одну из них, пуля сломала ему левую руку и сбила его с ног. Собственно, энергия выстрела заставила его обернуться в воздухе на 360 градусов и приземлиться на спину, крича от боли.

Наш пулемёт заклинило. Джилберт отошёл вместе с ним назад, туда, где он мог разобраться с ним в более безопасном месте. Вскоре заклинило и мою М-16. Вместо того, чтобы возиться с починкой, я отшвырнул её и взял другую. Когда ещё тоже заклинило, я проделал то же самое ещё раз. Оружие валялось повсюду. Центральная часть нашей линии редела в смысле человеческих ресурсов из-за большого количества раненых, многие из которых не забрали с собой своё оружие и прочее снаряжение.

Пока я шарил в поисках оружия, моё внимание на мгновение привлёк сержант Шарп где-то позади меня. Он стоял, опустившись на правое колено, и вёл огонь из винтовки, оперевшись левым локтем на правое бедро. Когда я смотрел на него, он отложил винтовку с сторону и зажёг сигарету блестящей хромированной зажигалкой, и признательно поглядел вверх, прямо в небеса, выпуская первую струйку серо-голубого дыма. Он делал это спокойно, также же неспешно и бесстрашно, как если бы зажигал сигарету за утренним кофе. Мне это показалось необычайно странным, оказывается, американцы умеют курить при любых обстоятельствах, но в тот момент не было времени задумываться.

Ещё дальше позади Лопес кричал и махал мне рукой. Они с лейтенантом поменяли позицию и теперь находились метрах в пятнадцати или двадцати позади меня. Быстрый спринт и нырок головой вперёд – и я оказался нос к носу с Лопесом и Андерсоном, так что мы могли переговариваться, словно кинозвёзды. К счастью, осколок пули в моей ноге больше не причинял боли, даже когда я бежал. Либо так, либо я был слишком занят, чтобы обращать внимание. Лейтенант Андерсон раздавал приказы, которые Лопес транслировал по рации. В промежутках между приказами Андерсон стрелял из своей М-16. Лопес попросил меня дать ему дымовую шашку. Пока мы переговаривались, лейтенант приподнял свою каску, чтобы вытереть бровь. БАБАХ! Пуля щёлкнула у меня над ухом и попала ему в голову. Красная жижа брызнула на нас с Лопесом, на лица и на руки. Лежащий лейтенант не издавал ни звука. Он упал вперёд, лицом на руки и лежал неподвижно.