Николай Греч - Воспоминания о моей жизни

Эти стихи повлекли с самого начала гонение на «Сына Отечества». Паркетные умники утверждали, что нехорошо хвастать так бесстыдно и хвалиться несбыточными мечтаниями. Они не видели, что не должно хвастать в счастье, а ободрять дух народа в беде можно всеми способами, только не ложью и не обманом. Впрочем, Провидение через полтора года оправдало это предвидение русского сердца. От графа поехал я в бумажную лавку Алексея Алексеевича Заветного и взял в долг бумаги на триста рублей, а потом завернул к содержателю типографии Иоаннесову, с запросом, решается ли он печатать журнал в ожидании будущих благ. Он согласился. Дома нашел я посланного от Алексея Николаевича Оленина, который приглашал меня к себе немедленно. Я отправился и к нему. Он уже знал о позволении государя и сообщил мне разные материалы для «Сына Отечества».

— Да получили ли вы что-нибудь для начатия журнала? — спросил он.

— Не получал, — отвечал я, — да мне и не нужно. Надеюсь, что печатание и бумага окупятся.

— Оно так, — отвечал Алексей Николаевич, — да все же с деньгами начинать лучше. Я постараюсь.

Оттуда поехал я к Сергию Семеновичу Уварову, благодарить его за предстательство, и был принят им с предупредительностью и лаской, которые совершенно ободрили меня начать труд, едва ли бывший мне по силам. Дотоле бродил я как в чаду, а когда принялся за дело, увидел, что оно не так-то легко; но благосклонное пособие, советы, указания и поощрения почтенных начальников моих уравняли предо мной шероховатый путь скоротечного вестника, и я работал усердно, с уверенностью в важности моего дела и с надеждой на успех. За два дня до выхода в свет первой книжки получил я уведомление, что государь император, по докладу А. Н. Оленина, который рекомендовал ему меня как своего воспитанника, пожаловал мне, на первые расходы по изданию, тысячу рублей. Тогда это было для меня важнее, нежели впоследствии десять тысяч.

Вышла первая книжка и была принята публикой с одобрением, какого я не ожидал. Накануне выхода второй книжки Сергий Семенович прислал за мной и сообщил известие об освобождении Москвы. В третьей была напечатана его статья (под заглавием «Письмо из Тамбова»), в которой предрекалось сооружение колонны во славу государя, с надписью: «Александру I, по взятии Москвы не отчаявшемуся, благодарная Россия».

Книга барона Корфа о вступлении на престол императора Николая Павловича по справедливости возбудила общее любопытство и внимание, описав нам события и сообщив документы, отчасти покрытые мраком неизвестности; но она не вполне удовлетворила ожиданиям публики, ограничиваясь описанием случившегося именно с лицами императорской фамилии и не вдаваясь в подробности, в описание происшествий отдельных, сопровождавших этот важный и необыкновенный эпизод русской истории. К тому же еще автор этой книги, камергер, статс-секретарь, член Государственного совета, — следственно, человек, связанный обстоятельствами и отношениями, и не мог описывать всего и точно так, как было на самом деле. Желательно, чтоб другие лица, бывшие близкими свидетелями тех событий, передали их беспристрастно, со всех сторон и со всеми подробностями.

Нельзя требовать исполнения этого от одного человека. Никто не может быть ни вездесущим, ни всеведущим. Пусть каждый, кто видел или слышал что-либо о случаях того времени, опишет, что ему известно: из этих разноцветных камешков составится полная и верная мозаика для потомства. Главное, чтоб говорили правду, ничего не утаивали, не украшая и не прибавляя.

Желая подать тому пример, я напишу все, что мне известно о тогдашних событиях и обстоятельствах, которые я видел вблизи, о деятелях того времени и о действиях их, просто и сколь возможно правдиво, не стесняясь мыслью ни о какой цензуре, не руководствуясь ни пристрастием, ни каким-либо враждебным чувством к кому бы то ни было. Это простые воспоминания, излагаемые безыскусственно, без всякого стеснения какими бы то ни было правилами или системами, долженствующие почерпать цену и важность в истине моих слов и моего прямодушия.

Это написал я 4 ноября 1857 года, когда еще не выходила книга Герцена о 14-м декабря 1825 года. Если в то время, когда написаны были мной эти строки, я считал полезным описать добросовестно и правдиво происшествие того времени, то ныне считаю это священной обязанностью. Гнусный беглец дерзает чернить своею пакостью даже людей достойных и благородных, осуждать нашу землю и выхвалять наглость, бессовестность, подлость, вероломство и кровожадность. Долг всякого честного человека и гражданина русского вступиться за правду и смело высказать ее перед светом и потомством.

4-го августа 1858 года

Для точного уразумения причин, свойств и обстоятельств странного заговора и мятежа 1825 года, нужно беспристрастно рассмотреть характер и царствование императора Александра Павловича. Воспоминания о нем современников вскоре изгладятся совершенно, и он будет изображаться в истории, по разнообразным и противоречивым преданиям и лицемерным документам, в ложном и превратном виде.

Император Александр, рожденный со всеми прекрасными дарами природы, наружными и внутренними, явился в свет в самое для него благоприятное время, когда Россия молила Бога о даровании достойного наследника престолу Екатерины. Бог и природа сделали для него все; люди извратили и испортили все, что могли. Известно враждебное, неестественное и пагубное отношение Екатерины к ее наследнику, Павлу. Эта умная, даровитая, великая женщина, которой Россия обязана своим устройством (не говорим благоустройством) и просвещением, находилась к сыну своему, как говорят французы, в ложном положении. Она занимала трон России по праву случая и талантов, по убеждению, что она полезна и необходима России, но законное право наследства было на стороне сына, которого она умела держать в почтительном повиновении, не имея возможности внушить ему любовь и доверенность.

Неровный, непостоянный характер Павла, при добром сердце и уме необыкновенном, всегда был ему препятствием к точному и благому исполнению обязанностей царских, а долговременная, тягостная подчиненность не только матери, но и любимцам ее, дерзким и наглым, совершенно сбила его с пути и раздражила до крайности. На людей умных находят минуты забвения; на Павла находили минуты добра и здравого смысла.

Действительно, в императоре Павле чувство долга и чести нередко одерживало верх над вспыльчивостью и гневом. Вот тому несколько примеров.