Иван Дроздов - Разведенные мосты

Владимир Иванович Зубов…

Впервые я услышал это имя в начале семидесятых. В издательство «Современник» приехал профессор Ленинградского университета и предложил сборник стихов заведующего своей кафедры Владимира Ивановича Зубова. При этом сказал:

— Править ничего нельзя. И сокращать, выбрасывать — тоже. Автор на этом настаивает.

Редактор возразил:

— У нас над каждым сборником стихов идёт серьёзная работа. Мы даже классиков, если они живые, правим.

— Мне так сказал автор: править нельзя. Он не может отвечать за слова и строки, которых не писал.

Прошло некоторое время, и рукопись автору вернули. Слышал я фамилию ученого, он был крупным математиком, но я, далекий от сферы его деятельности, не знал подробности его биографии. Случайно о нем заговорили в доме академика Кондратьева, когда я был в гостях у него в поселке Комарово на берегу Финского залива. Кирилл Яковлевич, ректор Ленинградского государственного университета, рассказывал о важных открытиях Зубова, которыми заинтересовался сам председатель правительства Николай Алексеевич Косыгин. Он будто бы высказал идею создания в Ленинградском университете специального факультета с назначением академика Зубова пожизненно деканом этого факультета.

Год или два спустя я вновь приехал в Ленинград и остановился в Комарово на даче академика Фёдора Григорьевича Углова. Получил приглашение Владимира Ивановича вместе с Угловым посетить его. Признаться, мне было неудобно явиться в дом к человеку, которого в свое время в нашем издательстве отказались напечатать, но Фёдор Григорьевич сказал, что Зубов не обидчивый и эту историю не ставит мне в вину.

И вот нам открывает дверь своей обширной квартиры академик Зубов. Я к тому времени знал, что Зубов ещё в детстве потерял зрение, и невольно обращаю внимание и на то, как он нас встречает, как ориентируется, здоровается. А он ведет себя так, будто и нет у него проблем со зрением. Провел по коридору, раскрыл дверь своей комнаты и подождал, пока мы пройдем в нее. Здесь каждому показал стулья, сам сел у торца стола и обращался то к Фёдору Григорьевичу, то ко мне. Узнав, что моя дача под Москвой находится поблизости от Абрамцево, сказал, что там живет его учитель великий математик академик Иван Матвеевич Виноградов. И заметил, что Виноградов недавно осуществил свою заветную мечту: разработал стройную систему простых чисел и создал теорию этих плохо управляемых величин. Может быть, я выразился не совсем так, как сказал Владимир Иванович, но тогда я понял его слова именно так.

Комната Владимира Ивановича большая, в ней много книг. Его супруга Александра Фёдоровна, как и он, занимается наукой, у них шестеро детей, и все они пошли по стопам родителей.

Поразительно было то, что Владимир Иванович ничем не обнаруживал своего физического недостатка. Каждому показывал, где что лежит на столе, говорил: «это я купил», «люблю это варенье», «вот это я варил сам» и так далее.

Рассказывал, что встает он в пять часов утра и идет гулять. Ходил он по набережной Невы и, видимо, по местам, где протекало его детство, и многие дома, строения он помнил с тех времен и охотно о них рассказывал. «Слева между серым и желтым домами был склад, там были горы ящиков — смотрю как-то, а их и сейчас там много».

Или: «Я люблю бывать вон на том мостике и наблюдать за рекой. Вода живет по своим законам, — мне иногда хочется создать математическую модель её движения».

При этом покажет рукой на мостик через канал.

К моему счастью, о стихах он не вспомнил, и мне не пришлось оправдываться.

Потом в Москве я рассказывал о посещении Зубова его второму учителю академику Льву Семеновичу Понтрягину, с которым давно был знаком. И тот поведал, как наш математический мир впервые убедился в гениальности Зубова. В те первые годы покорения космоса стала проявляться «болезнь» у наших спутников: они кувыркались, то есть в полете непроизвольно переворачивались, и это угрожало их срыву с орбиты. Причину никто не мог объяснить. Президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш, он же главный теоретик космонавтики, лично занимался этой проблемой. Для её решения он собрал у себя в кабинете самых выдающихся математиков, но они оказались бессильны. Кто-то надоумил его пригласить из Ленинграда профессора Зубова. И когда тот приехал, Келдыш попросил всех математиков оставить их наедине и обратился к Зубову с вопросом:

— Вы можете решить эту проблему?

— Мне о ней говорил наш ректор академик Кондратьев, я её уже решил.

— Решили? Но как?..

— А вот…

Молодой профессор, — а он тогда был совсем молодым, — взял лист бумаги и стал чертить на нём формулы. Исписав лист, подвинул его президенту. Тот дважды просмотрел ряды цифр и сказал:

— Да, похоже, что дело именно в этом.

Дали задание расчетчикам, а затем конструкторам, и те внесли необходимые изменения. Спутники перестали «шалить».

Келдыш после этого ознакомился с трудами Владимира Ивановича и рекомендовал его принять в члены академии. А затем представил к присуждению Государственной премии СССР, которую Зубов и получил в 1968 году. В том же году в «Правде» была опубликована статья «В авангарде технического прогресса», в которой академик М. В. Келдыш писал: «Широкую известность у нас и за рубежом получили работы В. И. Зубова. Проведенные им глубокие исследования по теории устойчивости движения, теории автоматического управления и теории оптимальных процессов позволяют решать важные прикладные проблемы…»

В начале семидесятых, — не помню точно, в каком году, — в Москву приехал Владимир Иванович и остановился в академической гостинице недалеко от моего дома. В воскресенье утром позвонил мне и сказал: «У меня автомобиль, я хотел бы пригласить вас проехать на Воробьевы горы и посмотреть на университет». Так и сказал: «Посмотреть». Я собрался на дачу, но поездку отложил и пригласил к себе Зубова. Через несколько минут он был у моего подъезда и мы прямиком по Ломоносовскому проспекту отправились на Воробьевы горы. По дороге он рассказывал о какой-то проблеме, встретившейся американцам в их расчетах при полете на Луну. Какие это были проблемы, какое участие приняли в них академик Келдыш и Зубов, не знаю, хотя Владимир Иванович и подробно о них рассказывал. Несомненно одно: питерский ученый настолько был авторитетным в математическом мире, что сам президент академии привлекал его к решению самых сложных проблем.

Долго мы стояли на смотровой площадке и я, показывая Владимиру Ивановичу университет, рассказывал и о его внешнем виде, и внутреннем устройстве, которое неплохо знал. Прошли на пятачок, откуда открывался вид на стадион «Лужники». Зубов склонялся на бетонный заборчик и устремлял взгляд своих «видящих» глаз на величайшее из мировых спортивных сооружений. Отсюда поехали на площадку, где уже тогда начинали строить новое здание Академии наук СССР. Владимир Иванович сказал: