Николай Караченцов - Корабль плывет

Прав Абдула, действительно, организм помнит хорошее. Страшные скандалы в один момент становятся мелкими и ничтожными. Думаешь: «Господи, из-за чего поцапались?» И вспомнить не можешь.

Конечно, можно сказать, что «Чешское фото» был не наш спектакль, что Калягин из другого театра, но все равно зачем же снимать, когда это отлично, когда это супер. Вот сейчас я хожу по театрам. Я хочу посмотреть такой спектакль, где актеры играли бы супер… Понимаете? Чтобы я пришла в театр, села и забыла, что я смотрю спектакль. Бывало такое, когда играли Раневская, Плятт. Однажды мы после репетиции пришли на их спектакль и от усталости оба заснули. Проснулись оттого, что зал хохочет до слез. На сцену вышла Раневская. И мы сразу забыли про свою усталость. Мы забыли вообще, что мы смотрим, нас захватило то, как существуют на сцене актеры, как существует Раневская. Боже, как она играла! Она уже была не в лучшем состоянии, забывала текст, но как она играла! Или вот Плятт. Мне однажды сказал Марк Анатольевич: «Одна краска». Да, может, и одна, но как он играл в «Дальше — тишина!» Весь зал рыдал. На сцене с потрясающей силой были сыграны старость и одиночество, то, что два старика не нужны своим детям, которые их отправляют в разные дома для престарелых, а они туда не хотят, потому что любят друг друга. Страшно! Даже сейчас ком в горле, настолько это было страшно… Никто сейчас так не играет. Вот что для меня поразительно.

«Sorry» — спектакль, который Марк Анатольевич тоже хотел снять, но Глеб Панфилов настоял, и он остался у нас на сцене. Там Инна Михайловна Чурикова и Коля играли тоже суперпрофессионально. Поэтому она потом, уже после аварии, пришла к Коле и сказала, что это наш с тобой спектакль, только наш с тобой, в нем только мы можем играть. Но ведь и «Чешское фото» был спектаклем только Калягина и Коли. Мне его очень жалко. Я не могу понять, как можно было сказать, что негде хранить декорации, что у нас большой репертуар, остались спектакли слабые, а прекрасный спектакль убрали. Слава богу, что успели снять фильм, но кино это уже совсем другой режим существования актера… Только на сцене можно было увидеть те Колины глаза, немножко прищуренные, подавленные, слезящиеся, — глаза человека, который… ничто в этой жизни. А он вдруг переворачивается в конце спектакля, и этот бизнесмен со своими деньгами — ничто, у него нет жизни, а у этого в босоножечках жизнь есть, потому что у него есть достоинство человеческое, он сохранил то, что было заложено Господом Богом — свою душу. А этот, внешне такой блистательный и благополучный, ее продал за «бабки». У него нет ничего: ни семьи, ни любви. А у этого есть. У него есть любовь, есть память о любви, есть память о дружбе, есть все. И когда спектакль кончался, возникала долгая пауза, а потом люди начинали хлопать. Они через себе пропускали то, что увидели на сцене… И еще я очень благодарна, что этот спектакль подарил нам дружбу с Сашей Калягиным, я очень его ценю. Я считаю, что это актер эпохи. А еще ценю его как человека, который сейчас, в данный момент, в данную минуту не забывает, что есть Коля Караченцов, который переживает свое не лучшее время. Но он, помня о тех мгновениях счастья, которые были на сцене, и любя Колю как человека, всегда позвонит, спросит, как дела, не нужно ли чем-нибудь помочь. И я еще раз хочу сказать, что в своей жизни Коля вокруг себя собрал массу хороших людей, которые и теперь с ним рядом, а те, которые были не очень хорошие, стали ими. Он — как лакмусовая бумажка. При общении с ним сразу видно, кто есть кто.

Мы с Мариной Нееловой не раз снимались вместе и очень сдружились. О том, что она — колоссальный мастер, неприлично даже говорить. Факт общеизвестный. Но Марина всегда вызывала и до сих пор вызывает у меня большую симпатию как удивительно милый и интеллигентный человек. Вот история, что случилась с нами в купе «СВ» по дороге на съемку в Санкт-Петербург.

— Ну я прошу тебя, — говорит мужской голос.

Женский отвечает:

— Не дам.

— Я очень прошу.

— Нет, я не разрешаю.

— Я больше не могу терпеть, у меня нет сил, я же мужчина.

— Сказала нет, значит, нет.

— Ну ты же женщина, ты должна быть нежной и доброй.

— Нет, не дам.

— Ну хорошо, ну только наполовинку можно?

— Нет, ни за что.

— Какая же ты… нехорошая женщина. Ладно. Я прошу, просто в рот, и все. Только подержать. Это хоть можно?

— Я сказала, ни за что. Сказала нет, значит, нет.

Я поливаю ее последними словами, открываю дверь купе и вижу огромное ухо проводницы, которая нас подслушивает. Ее дикий взгляд на меня. Я думаю: чего она так пялится? Ночь… колеса: тух-тух-тух-тух, тух-тух-тух-тух. Иду в тамбур в одних тренировочных штанах, голый по пояс. Из купе высовывается женская голова. Марина, не видя, что проводница стоит рядом, орет на меня: «Черт с тобой, кури в купе!»

Мы с Колей смотрели в театре «Современник» спектакль — «Фантазии Фарятьева». С нами была актриса, старейшина нашего театра Софья Владимировна Гиацинтова. Когда опустился занавес, она убежденно воскликнула: «Родилась новая гениальная актриса — Марина Неелова!» Для нас с Колей это не стало открытием. Тогда мы уже посмотрели знаменитый фильм Ильи Авербаха «Монолог», где Марина создала пронзительный по глубине и искренности образ Нины, сыграв на пределе эмоций. С тех пор мы с Колей ходили на все спектакли в «Современнике», в которых играла Неелова, — «Звезды на утреннем небе», «Кто боится Виржинии Вульф?», «Спешите делать добро». Марина — действительно великая актриса. В ней есть удивительный нерв, какое-то невообразимое женское обаяние, какое-то удивительное совершенство. Она маленькая, хрупкая, но кажется просто богиней.

Что меня поражало — уникальный лирический дар и женственность сочетаются в ней с аналитическим умом. Она по-мужски разбирает свои роли. Из наших актрис таким редким даром обладает, пожалуй, еще только Инна Михайловна Чурикова. Она тоже анализирует, детально разбирает и выстраивает роль. Это такое мхатовское построение роли… Как возведение Эйфелевой башни.

Для нас стало большим подарком то, что Марина пришла на презентацию Колиной книги «Авось!» Она пригласила нас и на свою премьеру «Шинели», поставленной режиссером Валерием Фокиным на новой сцене «Современника». Но был июнь — стояла страшная жара, и я побоялась повести Колю. Хотя в ближайшее время мы обязательно сходим на этот спектакль, потому что, говорят, там она достигла высот перевоплощения! Представьте, Марина играет главного героя гоголевской повести — того самого Акакия Акакиевича Башмачкина. Неудивительно, что об этом уникальном спектакле сняли даже специальный фильм. Потрясающая актриса! Она изображает бесполое, жалкое, беспомощное лысое существо, домом для которого стала шинель. В каком-то интервью Фокин сказал, что Неелова — это единственная актриса, которая может сделать то, что задумано режиссером, которая способна абсолютно перевоплощаться в роль. Она не боится предстать в новом, необычном, пусть даже внешне уродливом образе… В наших ближайших планах с Колей посмотреть «Шинель».