Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

10 июля 1937 года состоялся процесс М. Н. Тухачевского и его семи товарищей: И. Э. Якира, И. П. Уборевича, А. И. Корка, Р. П. Эйдельмана, Б. М. Фельдмана, В. М. Примакова и В. К. Путны. А 12 июля 1937 года официально в «Правде» сообщалось, что все обвиняемые, во исполнение приговора Специального судебного присутствия Верховного суда СССР в отношении осужденных к высшей мере уголовного наказания расстрелу, расстреляны. Поспешность-то какая, 10 июля процесс, а 12 июля уже расстреляли и кого расстреляли:

Тухачевского Михаила Николаевича (1893–1937, ему было только 44 года) — маршала СССР с 1935 года. Члена КПСС с 1918 года, кавалера орденов Ленина, Красной Звезды, Красного Знамени. В Гражданскую войну командовал армиями в боях на Урале, Юге, в Поволжье, Сибири. Бывший командир Западного фронта в польско-советском военном конфликте. Был директором Военной академии. Труды Тухачевского оказали огромное влияние на развитие советской военной науки и практику военного развития. Играл важную роль в техническом перевооружении РККА.

И. Э. Якира, с 1921 года командующего войсками Украинского военного округа. Члена партии с 1917 года. Кавалера ордена Красного Знамени. Кандидата в ЦК компартии. Члена ВЦИК СССР.

И дальше пошли-поехали:

И. П. Уборевич, командующий войсками Белорусского военного округа…

Р. П. Эйдельман, директор Красной военной академии…

A. И. Корк, широко известный генерал, командовавший Московским, а затем Ленинградским военным округом…

B. К. Путна, начальник генерального штаба Блюхера — автор научных военных трудов…

Б. М. Фельдман, ближайший сотрудник Я. Б. Гамарника — начальника Политуправления Красной Армии…

В. М. Примакова

В декабре — Енукидзе, Карахан и другие.

Февраль — процесс правотроцкистского блока.

С 1936 по 1939 год было репрессировано от 4 до 5 миллионов человек.

Я. Б. Гамарник в обстановке массовых репрессий покончил жизнь самоубийством. Так же поступил М. П. Томский — крупнейший политический деятель, член ВКП(б) с 1904 года — тоже покончил с собой, не желая подвергаться физическим методам воздействия от рук советского правительства, за которое он боролся с юных лет своей жизни.

Разве только они? Ведь всех не перечислишь. Я привела этих как пример. Погибли тысячи, миллионы таких же крупнейших государственных деятелей, которыми Советский Союз вправе был бы гордиться. Как же этот мудрейший из мудрейших вершителей не мог понять, что он расстрелял не просто Тухачевского, Блюхера, Якира, замену которым найти просто было невозможно, он разгромил нашу Красную Армию, он расстрелял вместе с ними миллионы наших советских воинов во Вторую мировую войну.

В конце июня 1937 года, после процесса Тухачевского, Пленум ЦК ВКП(б) вынес постановление об усилении режима в тюрьмах ввиду возмущения Сталина, что «наши тюрьмы превращены в курорты», в «дома отдыха».

Сталин называл «курортами» камеры для 10 человек, в которые втискивали 40 человек и больше. Люди задыхались, теряли сознание от недостатка воздуха, а 7 августа 1937 года при Ежове по указанию Сталина был принят еще один закон о «применении специальных мер воздействия». После чего П. П. Любченко — участник Октябрьской революции и Гражданской войны на Украине, председатель Конституционной комиссии покончил с собой, чтобы тоже избежать ареста и применения недозволенных методов следствия.

Даже император Александр I еще в 1801 г. издал указ, запрещавший применение пыток и истязаний. «Само слово „пытка“ — писал царь, — должно быть навсегда изглажено из памяти народной».

Правда, в наше время их не называли пытками, это были «физические методы воздействия». Но хрен редьки не слаще, и никому от этого легче не было.

И с 1936 по 1937 год при Ежове были периоды, когда в одной только Москве расстреливали чуть не по 100 человек в день, за этот же период времени погибло больше коммунистов, чем за годы подпольной работы, трех революций и Гражданской войны.

Если это сталинское правосудие так легко и безжалостно расправлялось с такими людьми, что же можно было ожидать от него в отношении простых людей, попавших в его лапы. А их надо было считать не сотнями тысяч, а миллионами.

Ежов, этот «главный исполнитель массовых репрессий», держался у власти ровно до тех пор, пока крепко и свято выполнял «заветы Сталина» и был ему нужен для ликвидации тех, кого подсказывал и подставлял ему Сталин. В их числе был даже такой маститый писатель, как Алексей Максимович Горький. Сталин перестал с ним встречаться, приглашать к себе и отвечать на телефонные звонки, и чем более непримиримым становился Алексей Максимович Горький, требуя более гуманного отношения к так называемым оппозиционерам, тем все больше и больше Сталин хотел убрать его.

Так был ликвидирован, уничтожен весь незаменимый и невозместимый золотой фонд страны. И очень скоро ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ…

В начале сентября 1937 года, в двадцатую годовщину Великой Октябрьской революции, 9 сентября 1937 г. арестовали папу как «врага народа».

Это был такой страшный удар, который, казалось, не хватит сил перенести, В момент ареста отец работал в Киевской области, недалеко от Житомира. Ему было только 42 года. Сколько полезных, продуктивных лет работы было у него впереди!

Мать, в глубокой надежде, что отца все-таки скоро выпустят, боялась сообщить о его аресте мне в Москву, брату в Ленинград, где он учился после окончания действительной военной службы. У меня в это время был декретный отпуск, и она боялась за состояние моего здоровья и писала: «Отец находится в длительной командировке». Этому легко было поверить, так как он всю жизнь был в командировках.

И только после того как отец, любивший детей, не откликнулся на такое счастливое событие, как рождение внука, которого он с таким нетерпением ожидал, я стала подозревать, что с отцом случилось что-то очень серьезное и мать боится сообщить мне об этом. Мне приходило в голову все: что он тяжело болен, что он ушел из дому, что он умер. Но что его могли арестовать за какое-либо преступление, а тем более как врага народа!!! — такая дикая мысль не приходила, не могла прийти мне в голову ни при какой погоде. Не только я, но и все, кто знал отца, не могли в это поверить.

Он скорее умер бы, пустил себе пулю в лоб, если бы у него не было другого выхода, но никогда, ни при каких обстоятельствах не изменил бы и не предал нашу народную Советскую власть, партию, страну, народ, если бы его даже четвертовали.

Но всю глубину постигшего нашу семью несчастья я поняла в ту секунду, когда в дом неожиданно вошла измученная, усталая мать.

Я поняла, что случилось что-то страшное, такое страшное, что навсегда изменит и разрушит жизнь всей нашей такой маленькой, но такой всегда любившей друг друга семьи. А весь ужас постигшей нас трагедии я осознала лишь тогда, когда услышала подробности обыска и ареста отца. Они были хуже, страшнее и унизительнее, чем те обыски и аресты матери и дедушки, которые производили в нашем доме карательные отряды Петлюры, Деникина, немцев в поисках оружия и отца в те страшные годы Гражданской войны, которые так ярко запечатлелись в моей детской памяти на всю жизнь.