Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

В 1944-м году уже никто не сомневался в окончательном разгроме Германии. Вопрос победы над фашизмом был почти решен, и в этом была колоссальная заслуга советского народа, о чем весь мир уже знал. Авторитет Советского Союза возрастал во всем мире, с каждым днем, а авторитет Красной Армии был на недосягаемой высоте.

Но правительство знало, что разгром Германии не означает для Советского государства конец войны, так как, как только закончится война, начнутся послевоенная чехарда переговоров и урегулирование послевоенных отношений со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Всем нашим западным «союзничкам» захочется вытеснить Советский Союз из всех освобожденных Красной Армией европейских стран. Вопрос был только во времени.

Вот почему одна из главных дипломатических задач Советского Союза заключалась в том, чтобы постараться укрепить наши международные позиции в тех странах, которые до войны не представляли для нас особого интереса, и чем больше таких стран будет в числе сторонников Советского Союза, тем легче будет для нашей страны ее послевоенная борьба. Для этого в Мексике подготавливали так называемых стажеров, которые изучали язык, методы работы, завязывали дружественные связи и знакомства, изучали характеристику, роль и значение тех стран, куда им предназначалось выехать.

Но на пути к осуществлению любого нашего плана самой опасной для СССР была, как всегда, политика Черчилля. Черчилля никогда не покидали назойливая мысль и самое сильное желание теперь уже с помощью атомной бомбы в одно мгновение уничтожить, ликвидировать такую ненавистную ему с первого дня появления на свет, а теперь разрушенную до основания Советскую страну, не дав ей даже времени опомнится после войны.

Но к счастью, его план (а то, что у Черчилля такой план был, видно было из рассекреченных документов) не вдохновил даже такого простого, необразованного, но довольно рассудительного американского президента, как Гарри Трумэн, и он не пошел на поводу у Черчилля. Гарри Трумэн хорошо понимал, что весь мир поднялся бы против них в защиту нашей страны.

Дипломатические отношения между СССР и Мексикой были прерваны еще в 1929 году, и только в конце 1942 года в результате переговоров мексиканского правительства с советским посольством в Вашингтоне были вновь восстановлены.

Послом Мексики в Москве был назначен Луис Кинтанильяс, а послом СССР в Мексике — Константин Александрович Уманский.

Еще в Москве мы слышали, что Уманский — один из самых талантливых советских дипломатов и что он является восходящей звездой в советских дипломатических кругах, а по приезде в Мексику нам пришлось ближе познакомиться с ним и с его женой Раей Михайловной.

Константин Александрович Уманский — среднего роста, очень подвижный, очень энергичный человек. У него довольно приятные черты лица, темные вьющиеся волосы, большие немного навыкате глаза, которые вызывали к нему огромную симпатию, несмотря на то что всегда смотрели чуть-чуть с иронией. Он умел с достоинством держать себя в любом обществе, а знание иностранных языков — французского, итальянского, английского, немецкого, — на которых он говорил в совершенстве, делало его приятным, неотразимым собеседником.

Он окончил факультет литературы и журналистики при Московском университете, был образован и, пожалуй, даже энциклопедичен. Десять лет он проработал корреспондентом ТАСС в Западной Европе.

Дипломатическую карьеру Уманский начал под покровительством М. М. Литвинова. Когда Литвинов был наркомом иностранных дел, Уманский был у него заведующим отделом печати и быстро и успешно продвигался по службе. В 1936 году, когда Литвинов был назначен послом Советского Союза в Вашингтоне, Уманский стал его первым секретарем. Когда в 1939 году советское правительство начало вести переговоры о дружбе с гитлеровской Германией, Литвинов, открыто выступавший против пакта с Германией, был отозван, и на его место был назначен Уманский, который в это время всецело поддерживал сталинскую позицию союза с гитлеровской Германией.

Уманский не сумел предвидеть нападения Германии на СССР и последовавшего затем союза СССР с США и Англией, и в октябре 1941 года после заключения договора с союзниками, Уманского отозвали в Москву, и его снова сменил Литвинов. Пронесся даже слух о том, что звезда Уманского закатилась. До весны 1943 года Уманский работал в центральном аппарате НКИД. Но в дальнейшем обстоятельства изменились, опала как будто была снята, и его назначили послом СССР в Мексике.

Мексика рассматривалась советским правительством как ключ ко всей Латинской Америке. Отсюда оно намеревалось распространить свое влияние и налаживать контакты со странами Южной Америки. Самим ярым противником этой политики были, конечно, Соединенные Штаты, поэтому чрезвычайно важно было иметь послом в Мехико подходящего человека. Таким оказался Уманский. Он был достаточно хорошо знаком с политикой США и знал персонально людей, делавших эту политику.

Несмотря на то что в советских дипломатических кругах назначение его в Мексику после работы послом в США рассматривалось как понижение в карьере.

До приезда Уманского в Мексику туда была уже командирована группа во главе с первым секретарем посольства Тарасовым, которая должна была подготовить почву и создать благоприятную атмосферу для открытия посольства и приема посла. Тарасов сумел окружить себя довольно большой и преданной командой, вошел в контакт с организациями и отдельными лицами, которые искренне и глубоко симпатизировали Советскому Союзу. Он установил хорошие отношения с членами правительства, дипломатами, писателями, артистами и, главное, старался постепенно ликвидировать ту напряженную атмосферу, которая была в Мексике после убийства Троцкого.

Тарасов пользовался в Мексике большим успехом. Высокого роста, красавец, в обществе держал себя независимо, умел «заговаривать зубы». К его красивой, мужественной фигуре очень шла новая дипломатическая форма: черный китель, вышитый золотым позументом, с кортикам на боку.

В Мексику Уманские прибыли в июне 1943 года, в самый тяжелый момент их жизни, после трагической гибели их единственной дочери Нины.

Жена Уманского Рая Михайловна родилась в Сибири. Отец ее был православный, мать — еврейка. Родителей она лишилась в возрасте четырех лет и в дальнейшем жила и воспитывалась у сестры своей матери в Вене. Поэтому, хотя она считала себя русской, по-русски говорила с большим немецким акцентом.