Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

— Мой «Сталинградо» будет издан миллионным тиражом, моя поэзия будет поднимать на борьбу миллионы людей, — радовался вслух поэт.

Маленький юркий коммерсант, бегая взволновано от одного советского человека к другому, допытывался:

— В чем нуждается теперь советский народ? В обуви? Так я буду заготавливать кожи. В одежде? Так я буду заготавливать текстиль. В продуктах? Так я буду работать с продуктами…

Романов, покачивая головой, с саркастической улыбкой, тихонько ворчал:

— Ну и накачал их Костя… Вот чистая работа…

К нему подошел Тарасов:

— Товарищ Романов, а ну давай помогай вежливо, дипломатично вытряхивать публику.

— Неплохая идея, Лев Александрович. Ведь время и нам отдохнуть.

Тарасов и Романов, подавая шляпы тому или другому из гостей, вежливо провожали их до двери.

Наконец служащие посольства, облегченно вздохнули: удалось распрощаться с последней парой, упорно не спешившей домой.

После официального приема все советские сотрудники посольства за хорошо сервированным столом встретили праздник по-своему, затем Уманский предложил всем пройти в музыкальный салон.

Я в первый раз видела Раю Михайловну в таком приподнятом настроении, она раскраснелась и даже выглядела моложе.

— Рая Михайловна, вы сегодня замечательно выглядите.

— Ну что вы, Нина Ивановна, — ведь это все Макс Фактор, — грустно ответила она.

— Товарищи, известный американский скрипач, наш верный друг Ричард Однопосов изъявил желание дать нам небольшой концерт, — объявил Уманский.

Концерт был замечательный, но в самый интересный момент Уманского внезапно вызвали в шифровальный отдел. Вскоре он вернулся с сияющим от удовольствия лицом: в руках он держал депешу, только что полученную из посольства СССР в Вашингтоне, попросив извинения у артиста, он торжественно сообщил присутствующим:

— Товарищи, имею удовольствие сообщить вам: президентом Соединенных Штатов переизбран в четвертый раз Рузвельт. — В ответ раздались громкие аплодисменты. Ликование было полное. Все мы от души желали победы Рузвельту.

Уманский аплодировал больше всех. Он аплодировал американскому народу и радовался еще одной победе СССР: Сталин, по опыту войны знал, что ему легче ладить с Рузвельтом.

Посол был возбужден и вином, и событиями:

— Германию теперь мы раздраконим. Это для нас не проблема… Сделаем ее сельскохозяйственной страной, и не Украина будет кормить Германию, а немцы будут кормить нас и работать на нас. — Он немцев крепко ненавидел.

Улицы перед посольством опустели. Фыркнул последний мотоцикл дежурившего у ворот полицейского патруля и быстро умчался, подняв пыль и вихрь разбросанных по улице бумажек.

Воротников закрыл на замки ворота, выпустил Дружка, потушил свет в саду. Посольский замок, моргнув своими большими окнами, погрузился в сон.

Однажды я спросила Уманского, как настроены по отношению к нам в Южной Америке.

— Думаю, что в основном неплохо, — ответил Константин Александрович, — мы скоро отправим в Бразилию, Уругвай, Чили и даже в Аргентину своих представителей.

— Да, но Перрон все-таки фашистский диктатор и во время войны поддерживал Германию, и не только поддерживал, а через него все толстосумы американского и североамериканского континента снабжали Гитлера всеми необходимыми стратегическими материалами и продовольствием, — не унималась я.

Высказала я свое мнение не с потолка, а наслышавшись, как наши знакомые в Мексике евреи с возмущением рассказывали, что многие состоятельные богачи среди еврейских кругов торговали и торгуют с Гитлером через Аргентину и что некоторых таких гешефтников даже от синагоги отлучили, но пожертвовав крупные суммы на строительство новой синагоги, они приобрели в ней почетные места.

Константин Александрович улыбнулся и ответил, что все это известно, но для того и существует дипломатия, чтобы обходить крупные подводные камни. И что иногда такая дружба принесет больше пользы, чем болтовня с буржуазно-демократической Америкой или Англией.

Кстати, в 1944 году в Англии победила партия лейбористов. Премьер-министром Великобритании стал ее лидер Эттли. Это тоже было воспринято в нашем посольстве хоть и с небольшим, но все-таки со вздохом облегчения, и к великой радости советского правительства, хотя бы временно вычеркнуло Великобританию из списка непримиримых врагов СССР.

Вскоре завершились переговоры об установлении дипломатических отношений с Коста-Рикой, и второго декабря 1944 года Уманский получил приказ о назначении его по совместительству послом в Коста-Рику.

Он был очень польщен, что в Москве оценили его и доверили ему работу еще в одной стране.

Начались сборы.

Отношения Тарасова с Уманским стали еще более натянутыми: двум Наполеонам в одной берлоге трудно ужиться.

На официальных приемах Тарасов выгодно выделялся своей внешностью среди всех посольских, и дамы просили их с ним познакомить. Одна из них, подойдя ко мне и глядя на него, с восхищением сказала:

— О, если бы я была его женой, я бы каждый день в него влюблялась!

Уманский, среднего роста, полноватый, на котором дипломатическая форма сидела мешковато, проигрывал в присутствии красавца Тарасова, который до приезда Уманского был полновластным организатором и хозяином в посольстве. Теперь же он сошел с подмостков и уступил пальму первенства Уманскому. Его самолюбие от этого страдало, иногда это противостояние прорывалось в бурные сцены.

— Нашла коса на камень, — говорили об их отношениях в посольстве.

Жена Тарасова, очень милая и интеллигентная женщина, перестала появляться в посольстве, даже на приемах. Сам же он ходил хмурый, неразговорчивый и в конце декабря 1944 года был отозван в Москву.

Уманские в это время находились в Акапулько. Константин Александрович не ожидал такого быстрого решения Москвы и, казалось, даже немного растерялся. Он вернулся в Мехико и предложил Тарасову остаться до его возвращения из Коста-Рики, куда должен был вылететь на днях. Но Тарасов заявил, что делать ему здесь нечего и что он немедленно уезжает.

В посольстве появились новые люди. Приехал Леон Тройницкий, поползли слухи, что это замена Тарасову, но официально никто ничего не знал.

Двадцать второго декабря в Мексику приехал военный атташе Савин-Лазарев с семьей, Тарасов передал ему дом, который снимал и двадцать седьмого выехал.

Я была немало удивлена, когда пришла провожать их на вокзал. Несмотря на то что по должности он был один из главных представителей в дипломатическом корпусе посольства, никто из членов посольства не пришел провожать их.