Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

Как выяснилось позже, когда выносили трупы из горящего самолета и составляли акт, то у Юрия оказались вывернуты карманы, исчез бумажник с деньгами, документы все были подобраны, а бумажника с деньгами не нашли.

И вот бухгалтер вызвал Лиду и заявил, что эти деньги, взятые Юрием в подотчет на дорожные расходы должна заплатить Лида. Так распорядился Яновский.

— Откуда я возьму эти деньги?!! Ведь деньги пропали во время катастрофы!!! Разве им мало, что я осталась без мужа, а дети без отца?!! — рыдала Лида. — Так я им еще должна!!!

— Бросьте, Лида, не вздумайте платить! — заметил с возмущением мой муж.

— А как же, Кирилл Михайлович, ведь они мою зарплату уже удержали.

Мы были возмущены этим чудовищно жестоким поступком со стороны Яновского и других членов посольства, которые поддерживали его. Создавалось впечатление, как будто хотят выместить свое недовольство над Лидой, тем что Юрий Вдовин был любимцем Уманских.

Я никак не могла понять, откуда такие чудовища, как этот Яновский и другие, подобные ему берутся!!! А ведь он занимает почетный пост и является гражданином нашей страны. Зачем таких вот посылают за рубеж?!! Ведь за границу наша страна должна послать своих лучших из лучших!!!

— Ты понимаешь, что эти, может быть, как раз и нужнее… Они здесь скандалят и туда вернутся — будут из кожи вон лезть, скандалить! А те лучшие из лучших, которых ты бы хотела здесь видеть, очень быстро в лагерях могут оказаться, — высказал свои предположения Кирилл.

Валю Савин-Лазареву числа 20-го февраля в сопровождении дипкурьеров уже отправили обратно в Москву. Она, бедная, день и ночь рыдала:

— Три года, три года я день и ночь страдала, ждала с каждым скрипом двери, что придет известие о его гибели, но он вернулся живой!!! И здесь, здесь, когда я думала, что весь этот кошмар окончен, я потеряла его.

Лиде и Маре тоже сообщили через неделю быть готовыми к отъезду.

Мара, как только вышла из госпиталя после этого страшного потрясения, начала работать и потихоньку приходить в себя. Она надеялась до отъезда еще немного поработать и приобрести кое-что из одежды. Так что увольнение и сообщение об отъезде поставило ее в самое тяжелое положение. Ей принесли пальто, которое она заказала еще до полета, и сейчас у нее не было денег заплатить за него.

Она побежала к Яновскому с просьбой выручить, дать ей деньги выкупить пальто. Яновский ей холодно ответил:

— Мы вам выдали двухнедельное пособие, больше вам не полагается. А пальто никто не просил вас заказывать.

— Ведь я работала и думала, сумею заплатить.

— Это ваше дело, что вы думали! А мне говорить больше с вами не о чем.

Надо сказать, что Мара оказалась в самом ужасном положении.

Она пережила голод, холод и всю блокаду Ленинграда, что оставило на ней свой тяжелый отпечаток: бледное измученное лицо с глубоко впавшими глазами.

Приехав только два месяца назад из Советского Союза, у нее был столь незначительный гардероб, что она без труда весь его захватила с собой, и он сгорел во время катастрофы.

И вот эта женщина от суконного представителя нашего советского правительства за границей получает ответ, « полный внимания и заботы».

Было нестерпимо больно наблюдать в этой маленькой, почти семейной обстановке, да, именно семейной обстановке, такое равнодушие, даже бездушие, где все как будто должны держатся друг за друга и крепко беречь звание советского человека.

Боже мой, неужели Сталин настолько развратил всех, все и вся и всех стоящих ближе к нему людей! Господи, в стране, где вот так просто, среди бела дня или ночи, могут прийти и без всяких объяснений увести человека из дому, и этот человек исчезает навсегда, навсегда, бесследно, становится понятно, почему Яновский так легко воспринял гибель советских дипломатов: погибли люди и все — невелика трагедия…

А какая-то дама даже сказала:

— О чем вы волнуетесь? Им и так нанесли кучу вещей…

«Вот уж нашли чему позавидовать», — подумала я.

Наконец Лида и Мара выехали в сопровождении «сердобольной» Никольской, которая также уезжала в Москву, прихватив с собой даже пуд муки. Мы все отговаривали ее:

— Ну масло, сахар куда ни шло, но муку?!

Вдовы погибших Лида и Мара с ребятишками прибыли в Сан-Франциско, откуда дальше они должны были следовать морским путем.

Как раз в это время в Сан-Франциско на конференцию съезжались отовсюду делегаты, и наш самолет возвращался обратно в Москву пустой. Вот этих женщин и решили отправить в Москву не морским, а воздушным путем.

В посольстве Яновский, услышав об этом, пришел в ярость: полет на самолете сокращал их путь на две недели, а на эти две недели им были выданы суточные. Он отправил в Москву депешу, чтобы с них удержали лишние деньги.

25 января произошла катастрофа, а во время катастрофы, как говорится, все потеряли голову. И видно, Света Малкова и Даня Яновская решили подождать, пока все уляжется…

Когда раньше срока вернулся муж Дани в качестве поверенного в делах, «девушки» решили поехать на курорт в Вера-Крус на отдых.

Светлана рассказывала, что во время ужина в ресторане Дане стало плохо. Там случайно оказался украинский предприниматель, который помог отвести ее в номер и вызвать врача. Так врач сказал им, что ничего страшного с ней не произошло, обычная история — она в положении.

Я слышала об этом раньше от Светланы — что у Дани был обморок, и что ей надо было еще отдохнуть на курорте. По-видимому, Даня собиралась там произвести некую операцию, но, так как после их отъезда внезапно заболел Яновский и их сразу же вызвали обратно, ничего не получилось Света возмущалась, что этот «идиотик» (так она называла поверенного в делах) запер Даню чуть ли не на замок, следит за каждым ее шагом и не разрешает ей ни с кем встречаться, никого видеть, и даже она не могла ее навещать. Светлана ходила злая, как туча.

В ресторане «Эль Патио» был дан ужин для бизнесменов по случаю приезда из Нью-Йорка представителя нашего «Амторга» тов. Николаева, и один из иностранцев, присутствовавших на этом ужине, вдруг спросил у меня с «щирым» украинским акцентом:

— А що у мадам Яновской родилось — дивчина чи хлопчик?

Признаюсь, я растерялась, так неожиданно был задан вопрос человеком, которого я первый раз в жизни видела.

— У них есть девочка, ей три годика…

— Видите, я не о той, — сказал он.

Он оказался тем господином, который помог Дане добраться до номера в гостинице, когда с ней случился обморок в ресторане на курорте Вера-Крус.