Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

— Мама, я больше никогда, никогда в эту школу не пойду, — заявил он.

— Что случилось?

— Забери меня отсюда.

И только дома, успокоившись, он объяснил, что с ним произошло. Оказывается, во время ленча в его тарелку с супом упала изюминка, которую он старался вытащить. К нему подошел один монах и больно дернул его за волосы за то, что он болтал ложкой в супе. И ему показалось это очень обидным и несправедливым.

— Хорошо, — сказала я, — если тебе так обидно, завтра в школу не пойдешь.

Но наутро, я смотрю, он после завтрака оделся и, взяв в руки учебники, стал у дверей ожидать меня с Викой.

— Ты что, тоже решил пойти? А я думала, только Вика пойдет.

— Да нет, мама, я тоже решил пойти, мне просто любопытно, что будет дальше.

Я рассмеялась:

— Умник, пойдемте.

Так мудро разрешил он этот «конфликт».

Наша жизнь в это время была похожа на кошмарный сон. Наши ограниченные средства подходили к концу. Дети как будто выросли из своей одежды, и климат после Мексики был другой.

Найти квартиру в тот год было немыслимо тяжело, тем более в нашем положении и с нашими не просто ограниченными средствами, а фактически почти отсутствием средств, когда мы не могли себе позволить даже смотреть на вещи дороже 100 долларов. Наша легализация не продвигалась ни на шаг, и даже наши визы не были продлены.

Кирилл сбился с ног в поисках квартиры. Злоупотреблять гостеприимством нашей замечательной хозяйки было выше наших сил, хотя в эту квартиру она приходила очень редко, так как работала психиатром в какой-то больнице в Нью-Джерси и жила там.

Там у нее было свое огромное поместье, свои конюшни, туда она приглашала нас в гости. Там жила она с дочерью, у которой было много черепах, одну из которых она подарила Володе. Но к его огорчению, как только он вернулся в Нью-Йорк и взял ее в парк погулять у пруда, она умудрилась очень ловко сбежать от него, и все его усиленные поиски ни к чему не привели.

Многие наши знакомые, «маститые», как я уже сказала, журналисты и писатели, искренне желавшие нам помочь, как только слышали о нашем контракте с адвокатами, сразу заявляли, что ни одно издательство не согласится что-либо напечатать. Так и вышло, они были правы. Вся деятельность наших тогдашних адвокатов в качестве литературных агентов повредила и им, и нам, хотя они старались вовсю, совсем забыв о своем прямом назначении — о легализации нашего положения в США.

Как-то однажды во время наших встреч с Максом Истманом Кирилл рассказал какой-то эпизод из своей жизни, и Макс спросил Кирилла:

— Я пишу статью, могу я с вашего разрешения упомянуть в ней об этом?

И Кирилл ответил:

— Конечно.

Через несколько недель Кирилл, к своему удивлению, получил чек на 500 долларов. Согласно нашему контракту Кирилл сейчас же отдал чек Ричмонду, тот разменял, принес нам 250 долларов, и тут же устроил скандал издательству из-за того, что они мало заплатили Алексееву. На что издательство ответило, что это была статья Макса Истмана и что они за тот маленький эпизод, который упомянул Макс Истман, по его же просьбе послали Алексееву 500 долларов. Отношение с этим издательством он испортил и нам, и себе.

Через некоторое время Юджин Лайонс тоже написал небольшую статью и передал мне чек на 300 долларов, я сразу же отдала его Ричмонду. Он принес нам 150 долларов, нежно их разгладил, поцеловал и торжественно преподнес мне.

Ричмонд в это время сообщил, что он обратился в такие издательства, как «Лайф», «Форчун», «Космополитан» и некоторые другие журналы, но как только эти издательства слышали об их контракте с нами, сразу же переговоры прекращались, просто никто не принимал их всерьез.

Я глубоко уверена, что если, бы эти адвокаты не вмешались в качестве литературных агентов, а занимались своим делом, при наших обширных знакомствах и близкой дружбе со всеми этими маститыми журналистами и издателями мы могли бы гораздо больше сделать, что было бы полезно и нам, и адвокатам. Но ни у кого из них никакого желания не было судиться с нашими адвокатами.

Время шло, наши визы кончились.

— Что же будет дальше? — в недоумении спрашивали мы. Ведь адвокаты еще ничего не предприняли в отношении нашей легализации и внесения «билля», как они обещали.

Мистер Джолис вместе с Кирой пошел к ним в контору и спросил, что было ими предпринято в отношении продления наших виз и вообще в отношении статуса нашей легализации. Ричмонд заявил Джолису, что устно договорился с представителем эмиграционного бюро о продлении нашей визы на 2 месяца.

— И это все? — удивился Джолис. Дня через два г-н Джолис сообщил нам, что Моррис обещал лично заняться нашим делом, так как считает, что Ричмонд недостаточно компетентен.

Что можно было сказать на это, если сам адвокат Моррис, втянувший Ричмонда в это и переложивший на него все, что обязан был делать сам, после стольких мучений, которые нам пришлось перенести, заявил, что Ричмонд не способен заниматься нашим делом?

Время шло, а наше дело продолжало висеть в воздухе. Наша надежда на то, что эти адвокаты со своими фантастическими связями, без которых, по утверждению всех наших знакомых, в Америке нельзя и шагу ступить, окажут нам помощь, не оправдалась. Кончилось тем, что сам адвокат Моррис признал неспособность своего партнера — то есть, иными словами, ни им, ни нам никакой пользы от него нет.

Кстати, теперь мы уже знали, что попали к Моррису, который ничего общего не имеет с тем Моррисом, которого нам рекомендовал Виноградов.

Сказал нам об этом Б. И. Николаевский. Когда мы возмутились, что этот хваленый политический адвокат, который якобы так много помогает политическим эмигрантам, притащил еще какого-то подставного адвоката, и ведут они себя как хищники, напавшие на добычу.

— Вы попали к адвокату Моррису, но это не Эрнст Моррис, а Боб Моррис. Он ничего общего с тем Моррисом не имеет.

Это было трагическое недоразумение.

Я уверена, что Лидия Александр овна, как и мы, была в Америке новый человек. Они прибыли в Америку к Александре Львовне Толстой на пару месяцев раньше нас. И поэтому, когда она обратилась к своим действительно хорошим знакомым и упомянула имя Морриса, они сказали ей, что знают такого, что он хороший адвокат по политическим вопросам и имеет большие связи в правительстве. И они, и она были уверены, что это тот самый адвокат, и в ту же ночь представили нам его как известного адвоката по политическим вопросам господина Морриса.

Это, я не знаю даже, как назвать, сущее или трагическое, недоразумение стоило нам слишком дорого, так как превратило всю нашу жизнь, а следовательно и наших детей, в пытку.