Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

Когда я вышла, он спокойно прогуливался по нашему длинному коридору. Увидев меня, он быстро и радостно бросился ко мне навстречу, а я подумала — «Что случилось? Почему и зачем в такую рань он появился здесь?»

— Извините, извините, тысячу раз прошу вас извинить меня, но я должен был, — сказал он.

— Евгений Львович, успокойтесь, я очень рада вас видеть. Единственно, я не могу пригласить вас зайти ко мне в комнату, там даже присесть негде, — и, приоткрыв дверь, я показала, что там творится.

— Вот и хорошо, очень хорошо. Можете вы сейчас поехать со мной, в ресторане мы позавтракаем, а потом придумаем, что нам дальше делать, — радостно попросил он.

Погода была солнечная, на удивление теплая. Мы прогулялись, потом поехали завтракать в гостиницу «Националь». После завтрака пошли в музей, и снова гуляли по набережной. Обедали в «Метрополе». Вечером он просил меня пойти с ним в «Дом кино» на просмотр какой-то картины. И весь день он говорил о том, что приехал только вчера вечером и всю ночь не мог уснуть, не мог дождаться утра:

— Я так соскучился, я так хотел вас повидать, я все время только и думал о вас. Я даже приготовил вот письмо и думал, что если… то я вам передам письмо и скажу «от брата», но я должен, должен был вас увидеть.

Мне было лестно и странно, что такой элегантно одетый красавец, на которого, даже торопясь на работу, женщины оглядываются, таким необычным образом объясняется мне в любви.

Ведь не мог же человек так просто, ни с того ни с сего, встать утром ни свет ни заря и из центра города совершить такое длинное путешествие ко мне в восьмом часу утра, на другой конец города, в наш 2-й Донской проезд, и даже с риском, что со мной будет муж, а он якобы только заскочил, чтобы передать мне письмо от брата.

И я даже всему этому не придала никакого серьезного значения, а отнеслась к этому, как к странному эпизоду.

Проводил он меня до общежития, взяв с меня слово, что я разрешу ему снова со мной повидаться.

Когда я вернулась, кабинка моя была убрана, на столе цветы, принесенные вчера ребятами по случаю 8-го Марта. Любочка и Тамарочка сидели за столом, пили чай и ожидали меня.

— Спасибо, девочки, я так рада вас видеть.

На столе пирог и еще какие-то закуски. И я с удовольствием налила себе чай.

— Ну вот, заворожила еще одного, — задумчиво произнесла Тамарочка.

— Да ты что? Наша Нинка, да она с ребятами чуть-чуть потеплее айсберга с Северного полюса, это они все тают от нее, как лед от тропического солнца. Никогда не видела, чтобы к такой льдине и столько хлопцев липло, — ответила Любочка.

— Ты знаешь, вышла я утром, — продолжала Тамара, — и вижу, по коридору медленно прогуливается такой красавец, такой красавец! Я бегом к Верочке, ну скажи, к кому бы это ни свет ни заря такой красавец в гости пожаловал?

— Как к кому, к нашей Нинке, — сразу догадалась Верочка.

— Девочки, это очень хороший мой знакомый. Я же не могла его принять в нашей кабинке после нашего вчерашнего «банкета», мне даже посадить его некуда было.

— Вот я и говорю, заворожила, заворожила, — продолжала Тамарочка. — Ну, если бы нет, разве мог такой солидный, интересный мужчина в восьмом часу утра появиться — ну где, сама посуди, — в нашем студенческом общежитии в «Доме коммуны».

Что же мне делать? Как быть дальше? Мне никак не хотелось обидеть его.

Мы с ним переслушали почти все оперы, изучили все музеи, и наконец, я решила познакомить его с Галей. Она недавно вернулась из-за границы. Была в Голландии, Норвегии, навезла чудесные наряды, очень интересная, чемпионка по фигурному катанию, и я лелеяла надежду, что, если он ею увлечется, мне будет легче с ним расстаться.

Познакомились, несколько раз мы все вместе ходили в театр, на прогулки. Но он не обращал на нее никакого внимания, за исключением обычной вежливости и милой учтивости, и то только потому, что она была моя приятельница.

Я очень обрадовалась, когда он заявил, что должен на несколько месяцев уехать на какие-то съемки не то в Казахстан, не то в Узбекистан, где больше солнечных дней. Оттуда шли длинные письма, полные тоски и желания снова поскорее увидеть меня.

Утром 1-го Мая мы с Галей, празднично нарядные, вышли из общежития и вдруг нам навстречу… Евгений Львович.

— Господи, вот не ожидала. Каким это ветром тебя сюда занесло?

— А вот так, решил 1 Мая провести в Москве, — ответил он.

Из Казахстана или откуда-то еще примчаться в Москву, чтобы провести праздник!

Я же поняла, что если бы Гали не было, он сказал бы:

— Провести с тобой.

Мы весь день провели вместе. Он попросил нас зайти к нему домой отдохнуть, так как вечером в Доме кино был какой-то вечер, куда ему хотелось пригласить нас. Мы согласились. В квартиру зашли прямо с улицы. Большая приемная, справа квартира отца, слева Евгения Львовича, а прямо — старшего брата, архитектора. Видно было, что они занимают весь этаж этого очень уютного особняка.

У Евгения Львовича была большая гостиная, кабинет, спальня.

— А столовая у нас общая, — сообщил он нам.

Зашел отец, высокий, стройный, такой же красавец, лет 60-ти.

— Рад, очень рад с вами познакомиться.

Минут через 15 извинился:

— Надеюсь почаще видеть вас у нас, — как бы вскользь произнес, пожимая мою руку.

— Папа, попроси Пелагию Николаевну сообразить нам чаек, — попросил Евгений Львович.

Минут через 15 вошла очень милая пожилая женщина, внесла поднос с чайником, накрытым вышитой салфеткой, блестящая серебряная сахарница с кубиками сахара, лимон, печенье. Видно, она была очень хорошей хозяйкой.

Евгений Львович представил нам ее:

— Это наш «главнокомандующий» Пелагия Николаевна.

— Наливаты? — с крепким украинским акцентом спросила она.

— Нет, нет спасибо мы сами, — ответил он.

— Выбачайте, — извинилась она и вышла.

После наших 2-метровых кабинок эти просторные комнаты показались нам, как хоромы. В кабинете висела масса фотографий с подписями и без подписей, среди них одна большая рама с фотографией очень милой дамы с девочкой лет десяти.

Глядя на эту фотографию, я вспомнила, что когда мы познакомились, он, по-видимому, еще не совсем освободившись от воспоминаний своего романа, рассказывал мне некоторые подробности о ней, из чего я поняла, что она была очень в него влюблена. Иначе зачем бы она ездила за ним, будучи иностранкой, по каракумской пустыне, жила в палатке, среди гремучих змей и скорпионов, которых, как он рассказывал мне, надо было утром вытряхивать из башмаков. Она была женой известного американского журналиста в Советском Союзе, очень симпатизировавшего нам.

Мысль о том, что я когда-нибудь, где-нибудь эту даму увижу, мне даже в голову не приходила.