Юрий Ветохин - Склонен к побегу

В первые минуты я хотел выбросить за борт что-нибудь из моих вещей, но это не имело смысла: все пакеты были в резиновых мешках, имели внутри воздух и были непотопляемы. А на то, чтобы сперва найти компрометирующие документы, а потом разорвать резину, в которую они были завернуты, я не имел времени. Сзади меня, наполовину скрытый в люке, стоял матрос и наблюдал за мной. Пришлось эту идею отставить.

Потом мне пришла мысль прыгнуть за борт. «Ну, и что будет? — тотчас возник вопрос. — Корабль развернется и выловит меня. А если прыгнуть так, чтобы попасть под винты?..»

Но к этому надо быть готовым заранее. Я готов не был. Один из героев Достоевского сказал, что лучше жить «на краю пропасти, на узком и маленьком мыске, в полной темноте, и так всю жизнь… чем смерть».

Дальнейшие десять лет моей жизни напоминали именной такой мысок.

Я стал бесцельно смотреть на море. У горизонта шли какие-то корабли, похожие на маленькие авианосцы. «Какая-то чертовщина сегодня! — подумал я. — Ничего себе: запретный для плавания район!» Ровно в 7 часов 30 минут наш быстроходный корабль подошел к причалу санатория Крымское Приморье. Оставив мичмана сторожить меня, офицер быстро пошел в санаторий — звонить пограничникам. Видимо услышав его телефонный разговор, к причалу подошел директор санатория и удивленно уставился на меня.

Очень скоро приехал грузовик с пограничниками. Офицер предложил им расписаться в вахтенном журнале (не пропадать же 600-стам рублям! Сколько водки можно выпить на эти деньги!) и солдаты забросили в кузов мою лодку и другие вещи. Меня посадили в кузов на скамейку между двумя офицерами. Когда машина тронулась, я в последний раз подумал: «не спрыгнуть ли?» и в последний раз отказался от этой мысли. За все последующие годы пыток, голода, оскорблений и истязаний, я ни разу всерьез не задумался о самоубийстве.

— Где находится ваша погранзастава? — спросил я у офицеров.

— Будто и не знаете? — ехидно ответил один из них.

А я действительно не знал. Раньше она была на берегу моря, по дороге на Кара-Даг, а потом ее куда-то перевели. Оказалась застава чуть ли не в самом центре поселка, только не в ряду других домов, а в глубине между домами и потому совсем незаметна. На заставе меня прежде всего обыскали, велели снять даже плавки.

Тут же вертелся милиционер. Когда обыск закончился и я сел на табуретку, милиционер решил высказать то, что его очевидно волновало:

— В Турцию захотел! Ишь-ты! Предать свою родину! Как же ты жил бы без родины? Разве можно жить без родины?

— Очень даже можно! — ответил я, — Если бы было нельзя, тогда бы не было таких стран, как Соединенные Штаты Америки, Австралия и Канада.

Милиционер был поражен моим ответом. Он долго думал, что бы возразить мне, — это было видно по его лицу. Но ничего не придумал и только зло сплюнул на землю. Плюнул точно так, как плевались персонажи Гоголя при встрече с нечистой силой.

Потом меня допрашивали два КГБ-шника из Феодосии. Первое, о чем они спросили меня, было:

— Почему на торпедном полигоне все вас знают? Как только офицер задержавшего вас корабля назвал вашу фамилию, так многие сказали, что эта фамилия им знакома?

Я объяснил, что работал там.

— Сейчас будут проверять ваши вещи, — перешли они на другое. — Заявите заранее, если у вас в вещах есть что-нибудь незаконное.

— Нет у меня ничего незаконного, — возразил я. — Я взял только минимум предметов, необходимых в плавании. Все остальное оставил в своей комнате вам, заберите! Я готов на еще большее: я согласен оставить вам даже ту одежду, что надета на мне, а уехать от вас совершенно голым! Тело-то, надеюсь, принадлежит мне? Могу я распоряжаться своим телом по своему усмотрению или и мое тело тоже принадлежит вам? Ведь, крепостное право отменено еще в 1861 году!

— Напишите все, что вы сказали, в объяснении, — приказал КГБ-шник, подвигая мне лист бумаги.

Вот, что я написал одним духом, скрыв только дату и технические приемы моего побега. Эту утайку я сделал пока что машинально. Я еще не совсем пришел в себя от неожиданного ареста и мне несомненно помогало Провидение.

В Крымское УКГБ

от Ветохина Юрия Александровича

Объяснение

Сегодня, 12 июля 1967 года, я предпринял попытку побега в Турцию. Причиной этого является преследование церкви в СССР. Настоящим заявляю, что я никогда не боролся против правительства СССР, а мое желание эмигрировать согласуется с правом любого человека, записанном в Декларации Прав Человека, под которым имеется подпись и представителя правительства СССР.

Прошу компетентные органы после окончания следствия, когда будет доказано, что я не являюсь ничьим шпионом, разрешить мне эмигрировать из СССР хотя бы голым!

Подпись.

— О! Да вы, оказывается, важная птица! — воскликнул КГБ-шник, прочитав мое объяснение. — Сейчас мы вас отправим в Симферополь.

Однако в Симферополь меня отправили не сразу. Сперва развернули все мои вещи и сделали им полную опись. Затем меня попросили показать место на Кара-Даге, откуда я стартовал.

В сопровождении обоих КГБ-шников, пограничного офицера и двух автоматчиков я снова шел к берегу моря по шумной главной улице Коктебеля. Нас обгоняли и шли навстречу возбужденные, веселые курортники и никому из них не было дела до того, какое огромное горе обрушилось на меня. Ни на улице, ни после — на берегу, когда солдаты заливали в мотор катера бензин, слитый на ночь, а я ждал около, никто из проходивших даже не задержал на мне своего взгляда.

Наконец, катер спустили на воду и мне велели садиться. Наш до зубов вооруженный катер медленно двинулся вдоль берега, направляясь к Кара-Дагу. Я смотрел на знакомые бухты и заново переживал все перипетии вчерашнего дня. Вместе с тем ко мне возвращалось хладнокровие и желание бороться, хотя шансов на победу не было никаких. В голове моей быстро сложилась легенда, скрывающая истинную дату и технические приемы побега.

— Так откуда вы выплыли? — спросил у меня один из офицеров.

— Из бухты Змеиной, — ответил я.

— А как добрались до бухты Змеиной?

— Пешком, я шел по тропинке.

— А лодку как?

— Лодку нес в рюкзаке.

Моторист, по знаку офицера, увеличил скорость. Когда на берегу оказывались люди, офицер приказывал остановиться и спрашивал их:

— Вы не видели вчера вечером человека с красно-синим матрацем или с надувной лодкой?

Все отвечали отрицательно. В СССР всем известно, что заявлять себя свидетелем опасно. Неровен час — со свидетелей да в обвиняемые попадешь!

Когда мы приблизились к бухте Змеиной, я показал на нее. Катер подошел ближе, офицеры осмотрели берег, посмотрели друг на друга и приказали мотористу идти дальше.