Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.

Стимулировать лётчиков осваивать принципиально новую матчасть в сложных метеоусловиях можно было проверенным способом - заинтересовать их материально. Что и было сделано: правительством была установлена оплата времени полётов в облаках, за облаками и при горизонтальной видимости менее двух километров в размере двух рублей в минуту. Это, в общемто, давало существенную прибавку к окладу - до половины оклада и более.

Самое главное, что эти деньги были для жены абсолютно не подотчётны, ибо если оклад она могла знать даже по тому, сколько ежемесячно муж приносил домой в получку, то сколько он получил за налёт в СМУ она никогда узнать не могла - цифра постоянно менялась и никто кроме мужа и финансиста не мог знать сколько пилот налетал «сложняка». Конечно, летать в СМУ могли только опытные пилоты, «старики», как мы их называли. Они же и были при власти, они же и принимали решение на производство полётов по простому или сложному вариантам плановой таблицы. Конечно, есть критерии ПМУ и СМУ - нижний край и толщина облачности, горизонтальная видимость, направление и сила ветра, но эти цифры давал синоптик, а решение на полёты принимал командир, у которого этот синоптик находится в подчинении. Иногда дело доходило до казусов: на небе светит солнце, а полёты проводятся в СМУ, - слишком расплывчатыми были эти критерии в первые годы после их введения, слишком легко было их толковать в ту или иную сторону.

В смысле летать ниже минимума, конечно, нельзя - опасно, убиться можно, а вот где заканчиваются эти сложные условия, - тут можно было и подрастянуть и это уже зависело от совести и принципиальности командира.

Было даже у нас в ходу такое понятие как «генеральский сложняк» - это когда малолетающему не потому, что не желает, а просто потому, что некогда уделить времени на себя, и потому уже не имеющему навыков для полётов в настоящих сложных условиях большому начальнику надо «поддержать штаны», т.е. дать возможность выполнить полёт в СМУ по соответствующему упражнению, чтобы не создался перерыв в технике пилотирования в соответствующих условиях, после чего он уже теряет право летать в сложных метеоусловиях. И выпустить в полёт его уже просто никто не имеет права, за этим уже наступают юридические последствия для выпускающего. Так вот иногда и подлётывали «бугры» при облачности восемь баллов (десять баллов - это закрыто всё небо) и толщиной облачного слоя в каких-то 300 - 500 метров при отличной видимости на земле. конечно, все, в том числе и сам начальник, понимали, что для полётов в настоящем «сложняке» ему надо будет полетать сначала с инструктором, но всё-таки «генеральский сложняк» иногда применялся. Как бы то ни было, а у нас, молодых в то время была в ходу такая песенка: «Дни и ночи старики летали, с молодых зачёты принимали». На самом деле мы выезжали со всеми на аэродром, ходили в стартовый наряд и маялись без полётов.

За первые три месяца мы едва только были введены в строй после отпуска и поступления в часть, в то время, как на других аэродромах наши сверстники уже летали по третьему классу, а некоторые уже и прилетали к нам со значком лётчика третьего класса.

Нам такое положение не нравилось, и мы возмущались, но возмущались только в своём кругу молодых: попробуй, скажи командиру полка, что он неправильно принимает решение на производство полётов! Жалобы были в те времена не в моде. Максимум куда доходили наши жалобы - это до командира эскадрильи, который пенял на погоду, заверял нас, что мы ещё налетаемся и на этом всё заканчивалось.

Таким образом, за первый год мы едва ли успели сдать на третий класс, хотя уже прошли немалую часть вывозной программы днём в сложных метеоусловиях и даже приступили к вывозным полётам ночью в простых.

Экзамен на звание лётчика третьего класса в то время был не прост. Мало было получить опыт полётов в простых метеоусловиях (ПМУ) в составе пары, звена и эскадрильи. Мало было отстреляться на полигоне, в воздухе по мишени и на потолке самолёта. Надо было выполнить манёвр с посадкой на чужом аэродроме всем полком, для чего нужно было отвлечь все эскадрильи полка, летавшие по более усложнённой программе от своих задач и переключить их на подготовку к аэродромному манёвру в угоду нашей молодой эскадре. Мало того - нужно было отвлечь ещё и чужой полк, потому, что по тогдашним условиям нужно было пройти целую войну: полк наводится на полк, идёт воздушный бой двух полков где-то у чёрта на куличках и потом противник садится на нашем, а мы - на их аэродроме. Короче говоря, целое воздушное сражение, в котором наломать дров можно было очень просто. Всё время, что-то этому мешало: то некому нести боевое дежурство, то отпуск какой-либо эскадрилье, то подготовка к параду, то погода... И вот, наконец, это время пришло. Установилась отличная погода, все были на местах, парадная эпопея закончилась, - пора было браться и за молодых. Как всегда, такое крупное мероприятие начиналось с тревоги. О том, что она будет, мы догадались ещё накануне по прибытии представителей из Главного штаба, так, что тревога нас не застала врасплох. Собрались быстро и чётко, вовремя выехали на аэродром. Короткая постановка задачи, бегом по самолётам - и вот уже звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей полк поднимается в воздух. Я себе поставил задачу одну: не потерять ведущего. Что бы то ни было, как бы там ни было - мне надо сесть вместе со своим ведущим.

Я до сих пор, побывав в разных передрягах и пройдя немалую школу, всё-таки считаю своей великой заслугой то, что я тогда не только не заблудился, не разбился и даже не разбил самолёт, а умудрился не потерять своего ведущего. Взлёт парами, набор эшелона сбора, сбор эскадрильи - всё прошло нормально, в строгом соответствии до секунды с разработкой.

Мы гнались за первой эскадрильей, которая ожидала нас над аэродромом на петле - есть такая тактическая метода - сбор на петле. За нами гналась третья эскадрилья.

Нашли мы первую. Пристроились. В воздухе стало тесновато. Вот пристроилась и третья. Высота 12000. В глазах рябит от самолётов - тридцать шесть самолётов - словно растревоженный рой ос.

Только всё это я видел каким-то краем глаза: всё моё внимание - ведущему. Я присосался буквально к нему, вижу на его самолёте каждую заклёпку и уже ничто не может меня оторвать от него. Уж, что-что, а в строю я держаться умею.

Идём в режиме полного радиомолчания - такое условие радиомаскировки. Лишь изредка слышны в наушниках короткие команды с КП - командного пункта дивизии, дающие курсы командиру полка: нас наводят на полк противника. Иногда мельком вижу кучу наших самолётов и становится не по себе - когда сойдутся два полка - будет уже не тридцать шесть, а семьдесят два самолёта! И не просто будут лететь все рядышком, а вести маневренный воздушный бой: задача каждого - уничтожить противника, заснять его своим кинопулемётом, привезти его снимки, да не просто снимки, а снимки сбитого противника.