Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова

В путевом дневнике, который теперь регулярно вел М. В. Водопьянов, появилась следующая запись: «По значимости задание очень важное. Вновь за каждым шагом экспедиции следит вся страна. Газеты и радио постоянно дают подробные сводки о полете».

Вылетели они из Москвы в марте 1936 года, когда морозы спали и больше стало солнечных дней. Местность в это время хорошо просматривается, погода благоприятствует успешному управлению самолетом.

Маршрут был следующим: Москва — Архангельск — Нарьян-Мар — Амдерма — Маточкин Шар — мыс Желания — бухта Тихая. Всего девятьсот километров их будет отделять в конце пути от Северного полюса.

Практика дала ему опыт, приучила быть внимательным даже к тому, что не вызывало на первый взгляд особых опасений. Ведь северные пути на любом своем участке могут предложить неожиданности. И хотя полет до Нарьян-Мара особых затруднений не вызывал (до Архангельска действует авиалиния, — а это значит, что на трассе имеются промежуточные площадки, — а от Архангельска до Нарьян-Мара проходит почтовая линия), Михаил Васильевич все равно был предельно собран. Лететь же от Нарьян-Мара до Амдермы намного сложнее. Под крылом заснеженная тундра. Ориентиров приметных нет. И, кроме того, за Амдермой начинаются моря. А как встретит экспедицию Новая Земля и ее проливы Югорский Шар, Карские Ворота и Маточкин Шар?

Водопьянов напишет об этом участке пути следующее: «Порой трудно различить, где кончается земля и начинается небо. Резкая линия впереди, которую мы привыкли называть горизонтом, на этот раз отсутствовала. Это еще более затрудняло и без того тяжелый полет».

Хотя уже с самолетами поддерживалась радиосвязь и с помощью позывных радиомаяка можно было лететь даже в ненастную погоду, другими словами, выполнять слепые полеты (лететь по приборам), как показали дальнейшие события, это новшество могло и подвести.

На Вайгаче, Новой Земле, острове Гукера — по линии пролета самолетов — зимовщики, находившиеся там, получили задание: постоянно сообщать летчикам о погоде на пути следования, быть готовыми на своих аэродромах принять экспедицию.

Облегчением было и то, что направление движения самолетам задавал штурман Аккуратов (потом участник экспедиции на Северный полюс). Он уверенно привел машины к первому пункту, Архангельску, хотя за семь часов лета приходилось попадать и в туман, и в снегопад, и в низкую облачность. С самого начала Водопьянов велел выйти вперед самолету со штурманом. Но стихия, не обращая внимания на старания людей, вносила свои коррективы. После Нарьян-Мара, на пути в Амдерму, закружила такая поземка, что зимовщики Амдермы не решились и выйти на улицу. Думали, и экспедиция не рискнет лететь, переждет. Неприлет в эту непогоду летчика Фариха с запасными колесами окончательно уверил их в этом. Водопьяновскую радиограмму «Ждите, скоро будем» не брали в расчет — возможно ли сверху разглядеть место посадки, когда и на земле в двух шагах не видать ничего?! Нет, сто процентов из ста, что не прилетят.

Но в это же самое время самолеты летели в направлении Амдермы. Через полчаса они были над зимовкой. Водопьянов неторопливо стал оценивать ситуацию: поземка кружила над самой землей, высоко не поднималась, следовательно, посадить самолет все-таки можно. Но почему нет никого на аэродроме? Не был выложен и знак «Т», показывающий направление ветра. Сделав несколько кругов, самолеты пошли на посадку, остановившись у домика зимовщиков.

Зимовщики глазам своим не поверили, когда увидели у самых дверей Водопьянова. Пришлось им выслушать нотацию.

Летчик Махоткин предложил сразу лететь к северной части Новой Земли — к мысу Желания, минуя Маточкин Шар. Одновременно, считал он, удастся провести ледовую разведку в Карском море.

Ну что ж, можно попробовать, хотя полет в условиях Заполярья — не спринтерская дистанция, надо приберечь силы, сделать упреждения на всякие неожиданности.

Тем не менее полетели по курсу. Через час полета шедший впереди самолет Махоткина начал по непонятным причинам изменять курс. Что такое? Позже выяснилось, что сбилась стрелка компаса из-за его неисправности. Также вышла из строя и радиостанция. Махоткин не видел подаваемого Водопьяновым сигнала «Следуй за мной». Более того, надвинулась непроглядная мгла, и его самолет вскоре исчез из поля зрения Водопьянова.

До самого Вайгача он его так и не видел, а убедившись на месте, что Махоткин не прилетал, вновь вернулся на материк, в Амдерму.

Махоткин же тем временем прилетел на Вайгач. Вновь Водопьянов дал команду сосредоточить оба экипажа в Амдерме, чтобы начать все сначала.

И снова в путь. Вот уже миновали Вайгач. Показалась полоса тумана, войдя в которую Махоткин снова исчез и на запросы водопьяновского радиста не отвечал. Водопьянов чуть повернул самолет влево и пошел вниз, под туман, чтобы избежать столкновения самолетов. Затем он набрал высоту, пошел поверх облаков. Таким вот образом и маневрировал. Нельзя было проскочить Маточкин Шар — тогда он снижался так, что чуть не задевал колесами за скалы берегов. Нельзя было допустить и столкновения самолетов — тогда он взмывал вверх, за облака.

Сделал в блокноте запись: «Сто с небольшим километров, пройденных бреющим полетом над берегом Новой Земли, показались мне тысячей».

Самолет Махоткина, попав в сильный туман, вернулся на остров Вайгач, в бухту Варнека, и только к утру, когда распогодилось, смог прилететь.

Испытания на этом не закончились. На Маточкином Шаре, где находились теперь оба экипажа, разыгрался сильнейший шторм. Сшибаемые ветром люди стальными тросами привязывали к земле самолеты. Иначе их перевернуло бы, разбило вдребезги. К утру они занесены были доверху снегом. И это спасло их от поломки. Стихия не унималась неделю.

Тринадцатое апреля застало Водопьянова и его товарищей здесь, на мысе Желания. А в Москве в это время проходило торжественное заседание, посвященное второй годовщине спасения челюскинцев. По радио сообщили, что Водопьянов заочно избран в состав президиума. Тогда на зимовке решили послать приветствие в Москву. И некоторое время спустя услышали, как в Колонном зале зачитывали полученную телеграмму.

С мыса Желания решили лететь по радиомаяку, который приведет один из самолетов к архипелагу Земли Франца-Иосифа.

Водопьянов сделал короткую запись в дневнике:

«Наступил полярный день, который длится здесь полгода. Летим над Баренцевым морем — пятьсот километров пути. Здесь напоминает о себе магнитный полюс Земли, который заставляет стрелку компаса плясать, как на хорошей свадьбе. Ко всем прелестям присоединяются туманы».

«Все-таки, — решил Водопьянов, — пусть второй самолет для страховки идет по компасу, на случай если радиомаяк исчезнет с волны».