Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова

Практика полетов в Арктике дала Водопьянову много ценного. Он потом писал: «Оказывается, густая дымка, непроницаемая по горизонтали, просматривается по вертикали, сверху. Пользуясь этой особенностью я не мучился, стремясь лететь у земли, не прибегал к приборам, а спокойно шел верхом». И далее следовал такой вывод: «При наличии хорошей материальной части летать зимой в Заполярье не труднее, чем на материке. Нужно только уметь преодолевать полосы плохой погоды».

После возвращения экспедиции на Землю Франца-Иосифа в 1936 году Шмидт подводил итог: «После полета Водопьянова мы можем смело сказать, что нет больше такого места в Советском Союзе, куда бы не долетали советские самолеты».

Суета дня оканчивалась. Из радиоприемника при переходе с волны на волну выплывала то убаюкивающая вечерняя мелодия, то сердечная песня, то вонзающаяся в сердце восточная заунывь с непривычными для русского уха заклинаниями. Выключив приемник, Михаил Васильевич подсел к столу, на углу которого стояла зажженная лампа с зеленоватым абажуром. Тотчас ни красивое мужественное лицо легла световая вуаль. Еще какое-то время в ушах продолжала звучать грустная мелодия, но впечатления эти растаяли, как только он сосредоточился на чем-то своем, углубился в него.

За окном в темноте раскачивались высокие березы, неторопливо шелестевшие у окна; в комнату вкатывались волны свежего воздуха. Не поднимая головы, Водопьянов мощно вздыхал, улыбался одними глазами, что-то отчеркивал карандашом.

Была уже глубокая ночь. Находя нужные записи, сделанные им когда-то впрок, он теперь с особым пристрастием вчитывался в них: искал интересовавшие его факты. Бэрд, Амундсен, Нобиле — вот имена, которые его сейчас больше всего занимали. Хотя никто из них не смог сделать того, на что рассчитывал Водопьянов, — прилететь на самый Северный полюс, — опыт их до сих пор был уникальный (правда, и Водопьянов и прошлом году был недалеко от заветной цели). Они пролетали над полюсом или где-то неподалеку от него. Бэрд в 1926 году пролетал над ним на самолете, Амундсен, тоже в 1926-м, — на дирижабле, Нобиле в 1928 году долетел до него на дирижабле, потерпел катастрофу. На одном из листков Водопьянов нашел воспоминания Бэрда о его успешном полете и о радости Амундсена, пришедшего встречать летчика: «Выпрыгнув из самолета, я очутился в объятиях Амундсена. У последнего были слезы на глазах. Он поздравил меня с великодушием, свойственным его благородному характеру».

Верить в успех дела были все основания. Самолеты в последнее время имели все более совершенную радиосвязь, гироскопический компас, не реагировавший на магнитные силы Земли, а это в условиях Арктики, где стрелка обычного компаса неуправляема, немаловажное обстоятельство. Освоены уже пространства, близко примыкающие к Северному полюсу.

Амундсен когда-то выбрал дирижабль, считая его в связи с большей, чем у тогдашних самолетов, дальностью полета более надежным и удобным средством воздушного передвижения в полярных районах. Помимо полюса, Амундсена интересовало пространство между полюсом и Аляской: там, по преданиям эскимосов и гипотезе одного ученого, должна находиться Земля Санникова — не найденный доселе материк.

История к тому времени официально зафиксировала всего единственный случай, когда человек достиг Северного полюса. Это удалось сделать в 1909 году американской экспедиции под руководством Р. Пири.

Добралась она туда с неимоверными трудностями — на собачьих упряжках.

Плохая видимость, столь частая гостья этих мест, дала повод Амундсену сделать вывод о невозможности, посадки самолета в этих местах. Когда-то вообще думали, что полюс — это суша, покрытая толстым льдом, что это материк с жутким холодом, свирепыми ветрами и метелями, с частыми туманами.

Но наука постепенно обогащалась все новыми и новыми данными. Теперь ей хотелось уже узнать, скажем, о циркуляции атмосферы в высоких северных широтах. Ведь именно здесь, как теперь полагали, сварится» погода для всего мира, а потом «раздается» порциями в разные его края.

Водопьянов все чаще засиживался допоздна. Этот факт для его домашних стал предвестником каких-то особых предстоящих событий, в которых он в очередной раз станет непременным их участником. Мать Водопьянова Мария Кузьминична будет вовлечена в круг его интересов. Ей станет близок Северный полюс, как ее родной Липецк. По карте она будет отмечать путь продвижения Михаила. Красный флажок, вколотый в географическую карту на стене в их квартире, постепенно уйдет далеко вверх: его будут держать в поле своего внимания все члены семьи, включая и детей Водопьянова — Владимира и Веру.

Жена волновалась за Михаила Васильевича, но верила в благополучие предстоящего дела. Государство назначило его командиром летного отряда экспедиции!

Как-то жене попалась записка, написанная Михаилом Васильевичем одному из членов экспедиции, летчику Краузе: «С 25/11–37 г. весь летный состав ежедневно должен являться на Центральный аэродром к 10 ч утра. Вам поручается распределять всех летчиков на летающие машины для тренировки штурманов и самих же летчиков».

Впоследствии, уже после благополучного прилета Михаила Васильевича на Северный полюс, Мария Дмитриевна признавалась: «Я не сомневалась в Михаиле, но все-таки как-то тревожно было…»

Он всегда помнил о семье, заботился о ней. Старшие дети Владимир и Вера спешили показать папе дневники, пятилетний Михаил, узнав, куда едет папа, просил привезти ему с Северного полюса живого белого медвежонка, а сын Юрий был еще грудным — он просьб пока не имел…

Полнота жизни импонировала Водопьянову. Он ощущал вдохновение, не уставал. Это оказалось кстати, поскольку круг служебных дел в связи с подготовкой экспедиции все расширялся.

Много было проблем с техническим обеспечением самолетов, в частности с радиообеспечением. Радист Иванов постоянно находился на заводе, чтобы видеть, как идут работы по изготовлению радиоаппаратуры для экспедиции. Раз в пять дней он спрашивал совета, например: «Для длинноволнового передатчика подрассчитана выпускная антенна 100 метров. Можно ли ее делать такой длины или нельзя?»

Командир принимал окончательное решение. Вскоре в его рабочей тетради появилась такая запись: «В распоряжении штурмана и пилота каждого из наших кораблей есть сложные аппараты — радиопеленгатор и радиокомпас. При помощи этих аппаратов пилот приведет свою машину туда, куда ему нужно».

В дальнейшем эти записи, основанные на рекомендациях специалистов, превратились в стройную программу по радиообеспечению экспедиции.

В поле его зрения находились и такие вопросы, как участие вместе со специалистами опытного завода в разработке незамерзающей жидкости — антифриза, ставшего в условиях севера просто незаменимым. Завод пытался получить такую жидкость, которая бы не вызывала коррозии. В связи с этим директор завода писал Водопьянову: «Эту задачу без Вашей помощи завод выполнить не сможет, так как ему недостаточно результатов использования антифриза в эксплуатационных условиях». И далее следовала просьба прислать образцы антифриза, проработавшего различные сроки.