Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова

Но план нарушился неисправностью в системе охлаждения мотора — пар вырывался оттуда, окутывал самолет облаком.

Пришлось садиться в Омске. Еще повезло, что неполадка случилась около аэродрома. Предстояло сменим. шланг, явившийся причиной неисправности, и галить воды в мотор. Но не сразу все было сделано. Вместо часа пробыли в Омске двадцать два часа.

На всем пути от Омска до Новосибирска шел обильный снег. Теперь лететь пришлось только по компасу. Но при подлете к Новосибирску снегопад внезапно прекратился, и под крылом самолета засверкали огни вечернего города…

В Новосибирске проявили максимум внимания как к экипажу, так и к самолету. Пожелание Водопьянова было таким: заправить самолет бензином, чтобы хватило его до самой Читы. Хотелось наверстать время, упущенное в Омске, и сразу перелететь в Забайкалье, минуя Иркутск.

Поспали всего несколько часов и ровно в двенадцать были на ногах. Чувствовали себя бодрыми, но состояние на самом деле обманывало, накапливалось нервное перевозбуждение.

Пришлось сделать посадку в Иркутске. В два часа ночи они стартовали. Тучи были высоко над землей, в районе Байкала, сообщил метеоролог, небо чистое.

Самый опасный участок на этом пути — озеро Байкал: берега его гористые, придется иногда идти вверх, на высоту более двух с половиной тысяч метров. В феврале Байкал покрыт толстым льдом, громадные торосы громоздятся то там, то здесь, неровностей много, при вынужденной посадке поломаешь лыжи, совсем тогда сорвется полет. Надо быть предельно внимательным.

Ангару едва было видно сквозь пелену тумана, но, несмотря на это, так и пришлось ориентироваться по темной полосе реки. Летчик сверил направление по компасу, начал перелет Байкала. Вскоре самолет качнуло — значит, недалеко берег. И летчик почувствовал какую-то расслабленность тела, стал куда-то проваливаться, засыпать…

Много позже Водопьянов рассказывал: «Очевидно, во время полета над Байкалом сказалось мое сильное переутомление, и я на мгновение забылся. Неуправляемый самолет перешел в пологий штопор, вывести из которого не хватило высоты».

Очнулся он, когда увидел, что стремительно идет к земле. Стал выводить самолет в горизонтальное положение, но было уже поздно. Самолет ударился об лед лыжами и пропеллером, затем «пропахал» еще метров двадцать, оставив след. От сильного удара Михаила Васильевича выбросило из кабины на громоздившиеся торосы. Лицо обдало липкой парной теплотой. Он был в шоке долгие часы. Не осознавая происшедшего, как бы не веря ему, он все-таки встал, двигался… Появилась только странная апатия. Бессмысленно бродил он у разбитого самолета, который Представлял теперь груду обломков. Из-под них он вытащил своего бортмеханика Серегина. Был ли он жив? Он оттащил его в сторону. Мороз крепчал. Руки у Михаила Васильевича были обморожены. Лицо в крови. Он все продолжал ходить вокруг самолета. Сознание окутано туманом. Казалось, что происшедшее — прости недоразумение, которое вскоре можно будет исправить, в крайнем случае заменить самолет и опять лететь.

Благодаря работникам железнодорожной службы, увидевшим наутро со станции Мысовая ходившего около самолета человека, удалось спасти Водопьянова. Они прибыли на место катастрофы, а потом доставили Водопьянова в Верхнеудинскую железнодорожную больницу. Он еще долго оставался в бессознательном Состоянии. У него оказалось сильнейшее сотрясение мозга, была разбита голова в нескольких местах — перелом нижней челюсти, много выбитых зубов, глухие раны на подбородке, переносице, рассечены надбровные дуги — тридцать шесть швов наложили на голову. Бортмеханик Серегин скончался еще у самолета. Но его смерть долго скрывали от Водопьянова, чтобы не расстраивать.

Хотя сознание было отключено, желание выполнять задание по-прежнему жило в летчике. Руки и ноги Продолжали действовать, как если бы он сидел за штурвалом во время полета. Не открывая глаз и не помня себя, он продиктовал тем не менее медсестре телеграмму в Москву: «Потерпел аварию на Байкале. Получил незначительные ранения. Прошу дать распоряжение Иркутскому управлению о выделении мне самолета П-5 для продолжения перелета на Камчатку»;

Конечно, такую телеграмму никто послать не мог, хотя медсестра и аккуратно записала текст, продиктованный Водопьяновым…

Осталась фотография, относящаяся к 16 февраля 1933 года, третьему дню после катастрофы. Палата Верхнеудинской больницы. Железная койка у окна, рядом тумбочка. На койке лежит, недавно придя в себя, с забинтованной головой, бледный, сильно похудевший летчик Водопьянов. Над ним склонился доктор…

…Михаил Васильевич, чувствуя свою природную силу, хотя и недавно травмированный, не мог допустить каких-либо ограничений в своих действиях, не мог смириться с тем, что ему придется в летной работе, когда уже приобретено столько навыков, пребывать на каких-то вспомогательных ролях. Прибыв после лечения в свой летный отряд, он каким-то образом скрыл от руководства, что ему предписаны ограничения. («Пришлось обмануть, — рассказывал он, — для пользы дела».) Он был послан сразу в дальний перелет до Иркутска.(перегонял он туда самолет «Сталь-2» советского производства, конструкции А. И. Путилова, каркас которого впервые в практике был изготовлен из нержавеющей стали). Полет этот для него имел колоссальное значение — надо было проверить себя, выдержит ли? Он выдержал, тяжести не ощущал. Это вселяло радость и уверенность в своих силах. Медики повторно его обследовали и пришли к выводу, что он вполне здоров, годен к летной работе без ограничения. Водопьянов вздохнул с облегчением…

И вот катастрофа с «Челюскиным».

Все хорошо помнили, что 10 августа 1933 года из порта Мурманска отплыл пароход «Челюскин», чтобы еще раз пройти по тому же трудному Северному морскому пути, по которому впервые в истории за одну летнюю навигацию год назад прошел ледокол «Сибиряков» кратчайшему пути из Атлантического океана и Тихий, и «Европы в Азию, о котором издавна мечтали многие мореплаватели, и среди них штурман Семен Иванович Челюскин. Он просил когда-то послать его в Великую Северную экспедицию на судне «Якутск». Штурманом судна он отправился по этому пути с целью проплыть через «Ледовитое море в страну Епон». нанести на карту северные берега России и «проведать, далеко ли от Камчатки лежит землица Америка». В дальнейшем С. И. Челюскин сменил на вахте тяжело заболевшего и вскоре умершего капитана В. В. Прончищева. Но судно в 1740 году было затерто льдами, в его обшивке образовались дыры, пришлось всем сойти с судна на лед. События эти происходили недалеко от побережья острова Таймыр, в море Лаптевых. Под руководством С. И. Челюскина с погибшего судна спаслось пятьдесят человек. Так же как советской экспедиции, сошедшей с парохода «Челюскин», названного в честь Семена Ивановича, команде «Якутска» потребовалось два месяца, прежде чем люди оказались на материке, дошли до зимовья. С. И. Челюскин накопил много наблюдений, отразил их на карте. Самый северный мыс на Таймыре, открытый им, назван его именем — мысом Челюскина.