Николай Зенькович - Маршалы и генсеки

Лишь в f937 году б Испании я был посвящен Мерецковым о существовании в Красной Армии заговора и привлечен к вражеской работе.

ВОПРОС. Что связывало вас с Мерецковым? На какой почве он вовлек вас в заговорщическую организацию?

ОТВЕТ. С Мерецковым я познакомился в 1934 году, когда он был начальником штаба Белорусского военного округа, а я в том же округе командовал 4-й мехбригадой. По службе мне приходилось с ним сталкиваться.

Мерецков несколько раз проводил в моей бригаде учения, и у нас установились хорошие взаимоотношения.

В ноябре 1936 года я был направлен в Испанию, где к тому времени был и Мерецков. Встретил он меня очень радушно, представил главному советнику при военном министре Берзину и ходатайствовал о назначении меня генералом испанской армии. В дальнейшем мы часто разъезжали по фронтам и участвовали в боевых операциях. Это еще более сблизило нас и создало почву для откровенных разговоров.

В феврале 1937 года я приехал из Алкалы в Мадрид и посетил Мерецкова в гостинице. После деловых разговоров мы обменивались с Мерецковым мнением о положении в Красной Армии.

В беседе выяснилось, что оба мы сходились в оценке состояния Красной Армии. Мы считали, что командный состав Красной Армии якобы бесправен, а политсоставу, наоборот, предоставлены излишние права. Существовавший, по нашему мнению, разброд среди комсостава вызывался якобы неправильной политикой руководства Красной Армии.

В Красной Армии, заявил Мерецков, нет единой доктрины, это хорошо понимают некоторые руководящие армейские работники, которые объединялись на почве недовольства существующим в армии положением. Тогда же Мерецков сообщил мне, что Тухачевский и Уборевич возглавляют существующую в Красной-Ар-мии заговорщическую организацию, которая ставит перед собой задачу — сменить негодное, с их точки зрения, руководство Красной Армией: «Вот приедем мы домой, сказал Мерецков, нужно и тебе работать заодно с нами».

ВОПРОС. Что вы ответили Мерецкову?

ОТВЕТ. Мерецкову я сказал, что глубоко уважаю военный авторитет Уборевича и готов поэтому примкнуть к группе командного состава, которая идет за Уборевичем.

ВОПРОС. Сомнительно, чтобы Мерецков, не заручившись предварительно вашим согласием примкнуть к заговорщической организации, раскрыл бы перед вами ее руководителей в лице Тухачевского и Уборевича. Правильно ли вы показываете?

ОТВЕТ. Я показываю правильно. Откровенной беседе о существовании в армии заговорщической организации предшествовали длительные разговоры, в процессе которых Мерецков убедился, что я разделяю его точку зрения о положении в армии. Кроме того, учитывая мое преклонение перед авторитетом Уборевича, Мерецков без риска мог сообщить мне о его руководящей роли в военно-заговорщической организации.

ВОПРОС. Какие практические задачи поставил перед вами Мерецков?

ОТВЕТ. В этот раз никаких практических заданий Мерецков мне не давал.

Далее в протоколе следует запись: «Допрос прерывается в 17 час. 10 мин.». Остается только догадываться, с какой целью.

Да, начиналась обработка подследственного. С применением мер физического воздействия, о чем стало известно из реабилитационных материалов в 1957 году.

Стенограмма дальнейших допросов Павлова — это тщательно запротоколированная хроника его самооговора. Приводить” ее дальше нет смысла, поскольку общая картина у читателя, надеюсь, сложилась, а самые «забойные» места из самооговора арестованного будут процитированы в протоколе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР. Этот протокол есть смысл привести полностью.

Так кем же был Павлов? Бездарным военачальником, как представляли его иные писатели и историки, или предателем, намеренно открывшим фронт, как упорствовали дознаватели и следователи? В последнее время появилась и другая точка зрения, правда, весьма робкая: Павлов был заложником сталинской системы, поставившей его в такие условия, в которых иного развития событий и быть не могло.

Уже упоминавшийся историк Б. В. Соколов предложил смелую метаморфозу: уцелел ли бы Западный военный округ от разгрома, если бы им командовал, скажем, не Павлов, а Жуков? По мнению исследователя, войска округа совершенно неизбежно потерпели бы столь же тяжелое поражение в первые дни войны, даже если бы во главе их стоял не неудачник Павлов, а удачливый Жуков.

Соколов рассуждает так: невыгодное расположение армий округа Жуков изменить не смог бы — его определяли генштаб, наркомат обороны и лично Сталин в соответствии с тогдашней военной доктриной. Не смог бы Жуков улучшить и расположение укрепленных районов — этот вопрос тоже решался в центре, равно как и приведение войск округа в боевую готовность. Исследователь приводит любопытную деталь: 21 июня 1941 года Жуков, будучи начальником генштаба, специальной телеграммой отменил некоторые меры командования Прибалтийского военного округа по усилению боеготовности. В частности, предписывалось немедленно отменить введенную Светомаскировку, поскольку это могло вызвать нежелательные настроения среди гражданского населения, а также потому, что решение этого, вопроса являлось прерогативой центральных государственных и военных органов.

Не во власти Жукова, считает историк Соколов, также было бы предотвратить уничтожение большей части авиации Западного округа в первый же день войны, так как оно было вызвано серьезными недостатками в развитии советской авиации в целом. Не мог он как-либо повлиять и на то, что именно в Белоруссии Гитлер решил нанести главный удар и поэтому сосредоточил здесь свои основные силы. И тогда, по мнению исследователя, Жукова, а не Павлова постигла бы трагическая судьба: скорый и неправый суд и расстрел, дабы головами руководителей Западного фронта прикрыть ошибки центрального военного и политического руководства, приведшие к катастрофе.

Кстати, Павлов после первых дней боев, когда разобрался в обстановке, принял принципиальное и верное, как считают сегодня военные специалисты, решение: о скорейшем отводе войск, уцелевших от разгрома, на тыловые оборонительные рубежи. Но осуществить свой грамотный план уже не мог — был смещен и арестован.

Сам факт отступления был для Кремля настолько шокирующим, настолько затмил разум, что никто не оказался в состоянии спокойно и хладнокровно разобраться в случившемся. Немедленно прекратить отход! Перейти в контрнаступление! Выбить противника с захваченных позиций! Такие команды летели из Москвы в Минск и потом в Могилев, куда переехал штаб фронта. Но контратаки только уносили десятки тысяч жизней солдат. Требовалось нечто иное — стратегическое мышление, трезвый анализ обстановки.