Юрий Аракчеев - В поисках апполона.

— Поздно, поздно, — с горечью повторял Жора, когда мы перед сном опять говорили с ним о судьбе заповедника. — Поздно! Ты обратил внимание, сколько арчи вырублено? А в Ташкургане видел сколько шлака? Тут ведь даже металл выплавляли, а на чем? На арче! И на постройку домов шла арча, и на отопление. Триста двадцать четыре двора — шутка ли?! Чего ж тут теперь заповедовать? Содыков чем хвалится? Кабан, медведь белокоготный, сибирский козел — так это ведь и в других местах есть. Говорил, что барс есть, но что-то не верится. Не верится. И все, с кем я здесь говорил, тоже не видели. Не видели. Антропогенный фактор… Чего ж тут теперь заповедовать? Антропогенный фактор…

— А насекомые, как ты считаешь? В нормальном количестве? — спросил я.

— Ну что насекомые… Они пока есть, да и то… Ты ведь Аполлона в заповеднике не встретил? И я не видел. И Лидия Алексеевна не видела. Это даже показательно, что Дельфиуса ты встретил у перевала. Дальше от кишлака, вот и встретил. Это как раз показательно.

— Ну а насчет микрозаповедников, Жора? Тебе не кажется, что в них — надежда? Понимаешь, если мы научимся с уважением относиться к природе с малого, с лоскутка луга, который рядом с домом, с ручейка, который именно журчит, не принося как будто бы пользы, а именно просто журчит и тем самым радует нас, с болотца, на котором просто травы цветут и, допустим, лягушки весной квакают, с пустыря, на котором просто бабочки летают, с речушки, которая… Ну ясно в общем. Тебе не кажется, что вот именно тогда-то и сохраним что-нибудь.

— Понимаю тебя, понимаю, — сказал Жора. — Понимаю. Но ведь для этого-то и нужно воспитанное сознание у людей. Воспитанное. Понимание красоты. Просто красоты. А это самое трудное. Практическую пользу объяснить легче. Легче, если с цифрами, которые говорят, к примеру, об урожайности. А красоту как измеришь?

— Да в том-то и беда, Жора, что мы слишком уповаем на цифры, на немедленную пользу, материальную…

— Верно. По-другому нужно как-то. Культура нужна людям, широкий взгляд на вещи. А его пока нет. Культуру надо воспитывать, уважение, понимаешь. Уважение.

Не только ночь, но и следующий день были очень холодными. Сильный ветер нес ледяное дыхание снежников, небо затянуто дымкой, солнце едва пробивалось сквозь нее, а потом поползли и тучи. Мы ждали дождя, мерзли, слонялись в ближайших окрестностях лагеря и, шмыгая носами, тихо страдали. Кто перебирал уже собранное, кто вел записи, кто просто бездельничал.

А я теперь думал о Красной бабочке. И об Аполлоне Тяньшанском, конечно. Тем более что пришло время мне уезжать. Оставалось два дня, потому что 27-го нужно было обязательно быть в Москве.

Завтра, 25-го, обещал приехать Содыков на «уазике» — он довезет меня до Яккабага, оттуда на попутных машинах предстояло добираться сначала до Самарканда, а потом, вероятно, и до Ташкента. Никто не знал, есть ли прямой рейс самолета из Самарканда в Москву.

Мог приехать и Карим на своем «Урале», но надежда на него была плохая.

На следующий день утром слегка прояснилось, и, хотя настоящей погоды все еще не было, я решил опять идти к перевалу. За Красной бабочкой. Красная бабочка! Этот цвет редок в природе, и мне казалось, что если удастся снять ее во весь кадр, то это будет особенно выразительно. Да, мне хотелось встретить ее даже больше, чем Аполлонов. Слайды, цветные слайды! Вот на что я уповал. Если люди увидят, как красивы эти живые создания, то, может быть, по-настоящему задумаются. Красная бабочка во весь кадр! Пусть это тоже будет символом красоты природы и необходимости борьбы за ее охрану!

Лена Богданова договорилась в заповеднике, что и ей дадут лошадь. Ей нужно было добраться до снежников. Сопровождать ее должен был Игемберды. Приглашали и меня, но я отказался, убедительно попросив Лену тем не менее внимательно смотреть, будут ли Аполлоны.

Встали мы с Леной рано — в 5 утра по местному времени — и отправились в разные стороны.

Этот день был похож на уже описанный, хотя в чем-то и был, конечно, совсем другим. Точно так же, как бывают и похожи и разны все счастливые дни.

Около тридцати шести километров по горам пришлось пройти в общей сложности, но Красную бабочку я нашел. И сфотографировал. Это действительно оказалась желтушка Романова — очень редкая и красивая бабочка, красно-оранжевая, огненная, с темным узором.

Я возвращался абсолютно довольный, готовый к отъезду… Однако Салим Содыкович не приехал. Как добираться из этой «Земли Санникова» до Москвы?

Вечером я поднялся к кишлаку, ходил среди живописных развалин, фотографировал, а когда снимал мечеть, услышал чей-то голос:

— Что вы здесь делаете? Туда нельзя!

Среди развалин появился рассерженный молодой человек, темноволосый, энергичный, в тюбетейке, с транзистором в руках… Оказалось, что это один из местных жителей, Игорь — его семья осталась, не желая уезжать в Каршинскую степь. Он повел меня в свой дом, познакомил с семьей — мать, отец, братья, сестры… Потом зашли еще к одному человеку, все еще жившему в кишлаке, он посетовал на то, что разрушаются мечети, никто не присматривает за ними, хотя ведь это культурные ценности! Звали его Базар-ага, он участник войны, награжден орденами. Я обещал передать его письмо в «Литературную газету», правда, он должен был еще его написать…

— Вы бы сами согласились присматривать за мечетями? — спросил я.

— Согласился бы, но только нужно, чтобы нам отпустили средства на ремонт, — ответил Базар-ага. — И вообще чтобы внимание обратили на Ташкурган. Ведь село такое большое было! Один из секретарей Яккабагского райкома был родом из Ташкургана!

Да, осталось здесь двенадцать семей — не захотели уезжать с насиженных мест — и теперь живут натуральным хозяйством, имеют свое стадо коров и даже… школу.

Был здесь, оказывается, и стационар ботаников, которые периодически приезжали из центра. Но вот чего не было здесь, так это единого заботливого хозяина: и правление заповедника, и оставшиеся местные жители, и геологи из постоянной партии на перевале, и ботаники — все были сами по себе, иной раз даже конфликтовали друг с другом, и в первую очередь страдала от этого, конечно, природа. И косили где придется и что придется, и сеяли точно так же, и коров пасли где попало, и браконьерством занимались некоторые по соседству с заповедником, а если недоглядят егери, то и в нем самом. И мумиё собирали где только могли, и с арчой особенно, конечно, не церемонились.

Разговаривал я и с ботаниками, потом зашел в контору заповедника. Долго беседовал и с Игорем, который, оказывается, не жил здесь постоянно, а работал в хлопководческом совхозе в Каршинской степи, а сюда приехал в отпуск, к родителям, сестрам и братьям. Познакомил он меня и с другими жителями…