Фаина Пиголицына - Мстерский летописец

Около трехсот человек записалось в голышевскую библиотеку. Православные крестьяне приняли школу и библиотеку «с истинным радушием», а раскольники говорили: «Да к чему нам это ученье, мы и без того жили, да и деньги нажили».

А так как православные были в основном — бедняки, то и получилось, что материально поддержать новую школу было некому. Только князь Владимир Петрович Мещерский, чиновник особых поручений при министре внутренних дел, бывавший во Мстёре, прислал несколько религиозных и исторических книг да велел раздать детям полсотни экземпляров евангелий «на русском наречии», что и было исполнено торжественно, с богослужением и водоосвящением, окроплением святой водой книг, с назидательными речами.

Посещение школы было абсолютно вольным. По воскресеньям торгующие родители нередко увозили детей с собой, привлекали их при отпуске икон офеням, и все-таки в классах постоянно находилось от пятнадцати до тридцати учеников.

В их распоряжении были иностранные гравюры на стали, оригиналы духовного содержания, способствующие правильной иконописи, краски, кисти, бумага, карандаши, перья.

Одно огорчало Ивана Александровича, что иногда, в его отъезды, школу приходилось закрывать, ибо так и не нашлось у него помощника хотя бы на эти дни.

Даже мастера-иконники стали отдавать в школу своих сыновей. Однако ни один из них не захотел помочь Голышеву в обучении ребятишек.

«Конечно, я могу действовать один, — писал Иван Александрович в газете, — без участия других лиц в образовании детей, по мере моих сил, — но еще было бы лучше, когда занимались два или три лица: выдавать бума-гу> карандаши, краски и проч., преподавать и в это же время принимать, записывать и выдавать книги и журналы — все это одному не так-то удобоисполнимо».

Но земляки не вняли его призывам.

Через газету он излагает свой общий взгляд на образование крестьян. Убеждает, что воскресные школы надо открывать и тогда, когда крестьяне этого не хотят: «…Может быть, сначала они и не очень удачно будут оправдывать открытие школ, но впоследствии… сами же крестьяне оценят благодеятельное направление их… и, вероятнее всего, у них явится желание посвятить праздник на это доброе дело…»

На своем опыте он уже знал, что не везде найдутся учредители и преподаватели-добровольцы для таких школ, и предлагает: «…при содействии местного начальства избираются же лица во всякого рода общественные должности, — так же собственное их образование есть польза общества, поэтому следовало бы вменить в обязанность старшинам убеждать крестьян избирать лицо, долженствующее заниматься личным участием в преподавании образования в воскресной школе, нет сомнения, что из тысяч душ найдется хотя один грамотный, если не в полном смысле слова, то, по крайней мере, он будет способствовать к развитию первых правил грамотности… конечно, еще бы лучше, если бы приняло этот труд на себя местное духовенство».

Вначале школа, несмотря на недовольство раскольников, процветала. Число учеников в ней возросло де шестидесяти пяти. Занимались в ней уже не только мстёрские ребятишки и молодые люди, а и крестьяне из окрестных деревень и даже из соседних уездов.

Частенько вместе с детьми в классы являлись и родители, посмотреть, чем тут занимаются, да и самим подучиться. Немало было и просто любопытствующих, проезжающих по тракту чиновников и помещиков. Слава о необыкновенном мстёрском крестьянине перешагнула уже границы губернии.

Школа и библиотека требовали от Голышева немалых средств. Все труднее приходилось ему.

«Благотворительные жертвователи, не оставьте глас вопиющего вашим вниманием, благодетельствуйте народному образованию», — обращался Голышев через газету, надеясь «на благосклонное внимание просвещенной публики».

Ни копейки, ни книжки не пожертвовали мстеряне ни в школу, ни в библиотеку.

Посетил как-то школу владимирский генерал-губернатор Александр Петрович Самсонов. Но и он ограничился только «назидательными наставлениями крестьянам и мальчикам… о полезных занятиях и учении».

Князь Мещерский писал в своих «Путешествиях по России»:

«Все усилия молодого Голышева сделать это ремесло (т. е. иконопись) менее безобразным и более правильным в массе простых и бедных иконописцев оказались бессильными: стариков не переломишь, а детей эти старики неохотно пускают в рисовальную школу, — одни — потому что они раскольники, или староверы, другие просто из опасения лишиться двух рук для своей мастерской».

Но раскольники, все более недовольные старшиной Голышевым, всячески вредили и детищу его сына — рисовальной школе. Им потом удастся интригами опять сместить Голышева-старшего, и это предопределит конец рисовальной школы. Чтобы не поссориться с новым, теперь раскольничьим, Правлением, многие православные крестьяне будут бояться пускать своих детей в рисовальную школу, не жалуемую начальством. Иван Александрович напишет в «Воспоминаниях»: «Ученики подвергались насмешкам, часто не находили сторожа, особенно в зимнее время, отпереть здание и, простояв попусту, должны были возвращаться домой… После пятилетних трудов, не видя никакой общественной или другой поддержки, я вынужден был оставить школьные занятия».

Все имущество школы и библиотеки он раздарит в народные училища округи: Мстёрское и близлежащего села Рыла церковно-приходские, Холуйское образцовое рисовальное, в Вязниковскую тюремную школу, во Мстёр-скую благочинную библиотеку, — более семисот книг, десятки художественных оригиналов, рисовальные пособия.

Но школа закроется еще спустя несколько лет. А пока день Ивана Александровича забит до отказа. Литография, торговля, занятия рисованием с детьми. По поручению комитета грамотности он ездит по уезду, исследуя народные училища. «Губернские ведомости» печатают одну за другой его статьи и заметки о ярмарках, ловле рыбы и крестьянских секретах ее копчения, отчеты о воскресной школе, и Голышев уже уверовал в свое перо.

Подолгу беседует он с возвращающимися из странствий офенями, изучая их язык. И Тихонравов одобрил уже его статью об офенях для публикации в «Ежегоднике» — новом издании губернского статистического комитета.

Голова Ивана Александровича полна идей. Все предприятия ему удаются. Он — на взлете. К нему, почти как к равному, относятся важные чиновные лица в статистическом комитете, петербургские ученые — в письмах. Казалось бы, жить да радоваться. Но черные мысли, мрачные опасения терзают его. Родившийся еще в детстве страх перед графской конюшней не пропал до сих пор. Мало того, сейчас он нарастает с новой силой. Отец опять во вражде с раскольниками, а это обостряло отношения с обществом и самого Ивана Александровича.