Ингрид Бергман - Моя жизнь

Я уже начал свой развод и теперь, Петер, прошу тебя об одном: быть гуманным, терпимым и не терять чувства уважения.

Роберто».

Петер уверяет, что не получал этого письма. Газеты процитировали его высказывание о том, что Ингрид, возможно находясь под влиянием наркотиков, просто не ведала, что делает. Это привело ее в ярость. «На свете нет человека, который так ненавидел бы наркотики, как Роберто; он не выносит людей, которые их принимают, он не пользуется даже снотворным. Он ничего не пьет, даже вина».

Итальянская пресса теперь с лицемерным негодованием стонала и шумела, безудержно наслаждаясь ситуацией. Журнал «Травасо» поместил полосную цветную карикатуру на Ингрид — Жанну д’Арк, одетая в доспехи, она стоит, привязанная к столбу, на ворохе кинопленки, а Росселлини пытается отобрать спички у Анны Маньяни, намеревающейся зажечь костер, и протестует: «Ты соображаешь, что поджигаешь миллион долларов?» Анна же отвечает: «Мне какое дело! Пусть отправляется в преисподнюю со Стромболи!»

«Франссуар» опубликовала фото прибывшей в Париж Анны Маньяни. Широкая улыбка демонстрирует ее великолепные зубы. Заголовок гласит: «Росселлини — Бергман — дайте мне посмеяться!»

Отвечая на вопросы журналистов, Анна сказала:

— Я никогда не была любовницей режиссера в полном смысле этого слова. Во всяком случае, я никогда не вмешивалась в его любовные истории. Отношения с ним были истинным кошмаром. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что Росселлини бросил меня, сбежав в Америку, и оставил без режиссера в следующей картине.

— Как складывались ваши отношения, когда он был в Америке?

— Он звонил мне ежедневно, а когда жил в доме Ингрид Бергман, то тайком посылал телеграммы.

— А во время вашего пребывания в Лондоне?

— Он звонил каждый день до тех пор, пока Ингрид Бергман не объявила о своем намерении получить развод.

— Почему бы вам не поехать на Стромболи?

— Я никогда не думала об этом. Все, что я хочу делать в данный момент, — это жить для работы и ребенка. Уверена, что в будущем мы с Ингрид станем лучшими друзьями.

Они не стали друзьями. Они просто никогда не встречались.

Эрколе Грацидеи — один из знаменитых адвокатов, знавший всех и вся в мире итальянского кино, друг Роберто, Анны Маньяни, а позднее и Ингрид — всегда говорил, что Анна Маньяни вела себя безупречно. «Она хранила молчание. Она не произнесла, в адрес Роберто или Ингрид ни одного дурного слова. Эта женщина, родившаяся в ужасающих условиях, в нищете, пережившая в Риме страшную войну, была великой и в своем искусстве, и в своих поступках».

Оглядываясь назад, на эти годы, Ингрид соглашалась с ним.

Я не сомневаюсь, что Роберто Росселлини был большой любовью в жизни Анны Маньяни.

Насколько я знаю, они не разговаривали уже несколько лет, но, когда в 70-х годах она заболела и Роберто услышал, что это серьезно, он послал в клинику маленькую записку и цветы. Она ответила и попросила, если он может, навестить ее. Он сделал это и потом ходил к ней все время до тех пор, пока она не умерла.

Узнав об этом, я позвонила ему из Лондона, чтобы сказать, как я рада была услышать, что он это сделал. Круг замкнулся. Человек, которого она любила больше всех в жизни, опять был рядом с ней.

Ее похороны стали чем-то сверхъестественным. На улицах, вокруг церкви .стояли огромные толпы людей, все плакали. Она была действительно любима итальянским народом. Людей было так много, что все они не могли войти в церковь. И когда гроб вынесли, все зааплодировали. Мне это кажется невероятно трогательным. Такое могло произойти только в Италии. Думаю, шведам в голову не могло бы прийти аплодировать на похоронах. А потом выяснилось, что для ее захоронения нет места; она не купила для себя место на кладбище. И Роберто похоронил ее в их семейном склепе. Теперь она там... Рядом с Римом, с Роберто, со всеми остальными членами семейства Росселлини.

Неудобства, с которыми съемочной группе пришлось столкнуться на Стромболи: отсутствие гостиницы, телефона (были только крошечные почта и телеграф), водопровода, канализации, любого транспорта, кроме собственных ног, тучи мух, мошкары, скверная еда — делали жизнь на острове почти невыносимой. Мизерное население состояло главным образом из стариков и детей. Большая часть молодежи уехала на заработки на материк — в Германию, во Францию — и посылала оттуда часть заработка своим женам или родителям.

Это был странный остров, где не было веселья. Старики жили, пытаясь добыть средства к существованию из скудной земли и истощенного моря, они не знали ничего, кроме тяжелого, изнурительного труда. Женщины, молодые и старые, одетые во все темное, темноволосые, темноглазые, вполне соответствовали черному вулканическому фону.

Участники съемок, которые были такими веселыми, оживленными на Сицилии и на материке, здесь оказались во власти этой гнетущей атмосферы. Все стали раскалываться на группировки: воинственные, осторожные, спорящие. Роберто, его сестра Марчелла, Ингрид и ее секретарь Эллен Ньюволд (Ингрид никогда толком не знала, что должна делать ее секретарь, но, поскольку эта должность предусматривалась контрактом с «РКО», у Эллен были полны руки самых разных забот) расположились в скромном четырехкомнатном доме, оштукатуренном в розовый цвет, который стоял неподалеку от моря. Побывав в Голливуде, Роберто вывез оттуда твердое убеждение, что непременным условием существования каждой кинозвезды должно быть наличие ванной, поэтому напротив старого дома было воздвигнуто специальное строение и на Стромболи прибыли ванна, унитаз и биде. Островитяне, не видавшие ранее столь хитроумных изобретений, не смогли их смонтировать. Поэтому воронка пропущенная через крышу в ванную комнату Ингрид служила душем. Когда звезда была готова к омовению она подавала знак человеку, восседавшему на крыше и тот выливал на нее ведра морской воды.

Интересы Голливуда представлял Арт Кон, сценарист, присланный «РКО», чтобы впрыснуть хоть чуточку привычного диалога в творение Росселлини. Марта жена Кона, тоже была сценаристом. Оба они, влюбившись в Ингрид и Роберто, незамедлительно приняли их сторону.

«РКО» прислала еще британского представителя рекламы, который сразу же оценил ситуацию и ретировался в небольшой домик на краю острова. Держась от всех в стороне, он смешивал джин с тоником, плавал в теплом море и писал обильные заметки для будущей справки.

Предполагалось, что он послан нам в помощь. Но он только шпионил. Мировая пресса приехала на Стромболи посмотреть, что тут происходит. Фильм? Он их интересовал меньше всего. А вот как насчет любовной истории? Это сулило большие новости. И когда наш рекламный агент в конце концов отбыл, он тут же опубликовал свои заметки в одной из воскресных британских газет. Когда я читала их, то просто не могла поверить в то, что можно так лгать. Был придуман диалог между мной и Роберто: он-де был единственным, кто появлялся в моей ванной комнате, чтобы посмотреть, сколько там зубных щеток. Практически там все было выдумано. Я чуть с ума не сошла от злости. Вызвала своего адвоката и сказала, что подам на автора в суд. Тот ответил: «Прекрасно, только учтите, что главное, чего жаждет газета, — большой судебный процесс. Вам придется поехать в Лондон, давать свидетельские показания, вас будут спрашивать о многих вещах, которые вам будут неприятны. Вы уверены, что хотите пройти через это?» Я подумала пару секунд и сказала: «Нет». Рекламщик из «РКО» продал свои россказни, и мир, наверное, поверил всему, что там было написано.