Валерия - И жизнь, и слезы, и любовь

— Теперь я все про тебя поняла. Как же ты, бедная, здесь останешься? Беги, пока цела.

Я продолжала предпринимать попытки вылечить Шуйского. Но психиатры мне советовали даже не пытаться отправить его в психиатрическую больницу.

— Там он прикинется нормальным, — говорили они.

Я жаловалась на него его старшим партнерам по «Международной книге». Они вошли в мое положение — вызвали Шуйского «на ковер». Никакого эффекта.

Многие считают: склонность к домашней тирании — это психическая болезнь. Не согласна: нет такого домашнего деспота, который бы в минуты дурного настроения сбрасывал напряжение, избивая своего начальника или партнеров по бизнесу. Тот, кто умеет контролировать свое поведение, нормален.

Как Шуйский разговаривал с теми, кто сулил ему выгодные сделки! Кто из них мог бы подумать, что этот обаятельный дядечка с ямочками на щеках вчера грозил своей жене, матери своих детей, что закатает ее в асфальт? И его жена поверила, что он может сделать это! Кто из посторонних мог бы подумать, что сей милый муж, когда ему не понравилась какая-то фраза, оброненная супругой, выхватил нож из вазочки с икрой и воткнул жене в ногу? А в тот момент супруга сего почтенного господина держала на руках их новорожденную дочь! Испугался ли обаятельный глава семейства своего поступка? Отнюдь. Он побежал за йодом и бинтом? Зачем? Эти женщины, они такие живучие, как кошки, — и так пройдет!

Иногда меня посещала страшная мысль. А что, если, когда он спит, ударить его одной из гантелей, всегда лежавших около кровати? А вдруг я не смогу его даже оглушить, он вскочит в ярости и… Я боялась сесть в тюрьму: как дети будут без меня?

Тёму Шуйский сразу невзлюбил. Рождение второго ребенка спровоцировало новый круг насилия.

Когда мальчику было полгода, я сказала маме:

— Он Тёме жизни не даст. Вези его в Аткарск. Здесь ребенок не увидит ни ласки, ни любви.

Тёма больше всех моих детей любит Аткарск и бабушку с дедушкой. Почему?

Тёма жил с бабушкой и дедушкой в Аткарске полгода. Когда ему исполнился годик, я его вернула домой. Думала: Шуйский одумался. Я так скучала по ребенку! Но не тут-то было.

В выходные к нам на барбекю съезжались приятели Шуйского. Этих воскресных праздников я боялась как огня. Чтобы я не обольщалась, почувствовав себя на несколько часов гостеприимной и благополучной хозяйкой дома, после них Шуйский устраивал настоящие ледовые побоища.

После одного из таких праздников он решил погонять на машине.

— Садись! — говорит.

Что мне сделать, чтобы с ним не ехать? Он пьян: мы можем разбиться. Как дети будут без меня?

Пока он заводил машину, я забежала в дом и говорю няне:

— Пожалуйста, не открывайте! Если Саша войдет в дом, он меня покалечит!

Няня Маша появилась у нас, когда Анюте было два года. Маша заслуживает отдельного упоминания. Когда она пришла в дом, я сразу поняла: у меня появился надежный друг, помощник и союзник, на которого можно положиться. Маша не предала меня — она до сих пор у нас работает. А ведь по специальности она — актриса. Всю жизнь проработала в театре!

Недавно я видела телепередачу про то, как относиться к наемному персоналу: делать нянь членами семьи или нет. Авторы программы утверждали: нянек лучше менять каждый год, чтобы дети к ним не привыкали и они не заменили им мам. Няня шла со мной и детьми рядом через весь кошмар нашей жизни. Я никогда и не думала, что она может заменить моим детям мать. Но она — именно тот человек, которому я могу доверить моих сыновей и дочь. Этим все сказано. Мне не хочется даже думать, что Маша может исчезнуть из нашей жизни.

Маша дверь не открыла. Открыла его мама. Из страха, чтобы сын на ней зло не выместил. Как не пустить в дом отца семейства, если он так рвется? Да и моя мама, хоть с самого первого дня подозревала недоброе, верила: все возможно наладить мирным путем. Шуйский одумается.

Он с порога начал меня избивать: бил ногами, кулаками, тем, что попадалось под руку.

От удара по голове у меня случилось сотрясение мозга. Все погасло — я потеряла сознание…

Очнулась утром следующего дня. Тишина.

Я вся черная от побоев. Тело ноет от боли. Тяжело дышать. Кругом кровь. (Правда, кровь в основном супруга: колотя в дверь, он разбил руку.) Когда попыталась встать, закричала от резкой боли: голова кружилась, сильно тошнило. Я подумала: наверное, сотрясение.

Откуда-то выползли моя свекровь и няня Маша.

Проснулся Шуйский, опухший с похмелья. Вышел на кухню. А там, как назло, около плиты крутился Тёмка, которому всего-то годик был, он еще только-только ходить научился.

— Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты не трогал плиту!

Он схватил малыша, швырнул в коридор и там закрыл.

Тёма весь искричался, даже обкакался от страха. Я сама еле жива, сыночку ничем помочь не могу. Слышу только его крик. А Шуйский кулаками машет. Он вытащил из коридора посиневшего от крика, голодного, обессилевшего Тёмочку и кинул няне:

— Кусок дерьма!

У Маши от удара Тёминой головой пошла кровь носом…

А через три дня концерт в Нижнем Новгороде. Как же быть? В больницу Шуйский меня отвезти не мог: слишком очевиден был бы источник моих травм. Надо было что-то делать. Когда человек в отчаянии, он бросается во всякие крайности, и тогда трагическое смешивается с комическим.

Одна моя знакомая рассказала, что где-то в Марьино живет старушка знахарка, которая лечит людей и помогает им в тяжелые минуты, не беря при этом за свои услуги денег. Оплата только продуктами.

Путь из Крёкшино занял два часа. Чуть живая, с жуткой головной болью я добралась до заветного дома. Позвонила в дверь. Тишина. Постояла немного, подождала. Опять позвонила. Никто не ответил. Стала стучать. И вдруг дверь от моих нетерпеливых ударов отворилась, и я оказалась на пороге странного дома. Из-под двери дальней комнаты пробивался свет. Я почти на ощупь стала продвигаться по чужому загроможденному коридору. Дошла до нужной двери и вдруг услышала вполне реальный, довольно бодрый женский голос:

— Входи.

Меня встретила хозяйка, на вид лет шестидесяти, с небольшими горящими глазками и неуверенной походкой. Пригласила сесть на диван. И, ни о чем не спрашивая, стала говорить. Я, настроенная на мистическую волну, подумала, что это часть ритуала. Она рассказывала о каких-то вполне будничных вещах, то смеясь, то плача. Все это длилось почти два часа. Я сгорала от нетерпения, когда же начнется то самое, зачем я пришла. Я пыталась вставить хоть слово, но тщетно. Потом «волшебница» рассказала: только что от нее ушла ее родственница, с которой они по-свойски посидели и приняли на грудь сорокаградусной. И начала петь. Пела она какую-то заунывную песню куплетов на двадцать. Наконец мое терпение лопнуло, и я, не боясь показаться невежливой, прервала ее выступление и спросила, когда же все-таки мы начнем лечение. Знахарка попросила меня раздеться. Тщательно изучив мою фигуру, решила блеснуть талантом ясновидения.