Филарет Чернов - Темный круг

Теперь смотрю в себя
И вижу: ничего
Нет Вечного во мне!
Одни воспоминанья
Плывут разрозненно:
Дар скудный от всего,
Что было таинством
Для сердца моего,
Бессмертно сладостным,
Святым очарованьем.

Бесцельно было все!
И в этом ужас мой:
Я строил вечный храм
Из призрачных видений.
Сам призрак, бред и сон,
Я плачу над собой,
Смеюсь и плачу я,
Объявши мир пустой
Бесцельным трепетом
Последних вдохновений.

Я пойду искать тебя, родимая,
Далеко пойду, моя далекая.
Ты в безвестность побрела, гонимая,
Побрела убого-одинокая.

Побрела ты с посохом коряжистым,
В лапотках, с сумою-перекидочкой,
С сухарем в суме-то, с черство-кряжистым,
С сахарком муслистым: два огрызочка.

К сумочке посудинка жестяная,
Чтоб чайку попить в пути, привязана.
Для тебя земля обетованная
Далями туманными завешена.

Обслезились очи гнойно-пыльные
В даль-туман смотреть с утра да до ночи.
Но поют тебе ветры ковыльные
О великой, о Господней помочи…

Я пойду искать тебя, родимая,
Далеко пойду, моя далекая.
Ты в безвестность побрела, гонимая,
Побрела убого-одинокая.

В этот страшный час, в этот жуткий час
Не подымешь рук, не откроешь глаз:
На руках висит стопудовый гнет —
Вольный волею богатырь-народ,
А глаза, глаза, что смотрели в день,
Ослепила ночь, придавила тень.
Разгулялася непогодушка,
Сиречь — русская воля-волюшка,
Ветром-посвистом прокатилася,
Как осенний лист закрутилася…
И как темный лес, зашумел бурьян,
И, клубясь, плывет из ложбин туман…
Все смешал-склубил, как метелица,
Белым саваном смертно стелется…
В этот жуткий час, в этот страшный час
Не подымешь рук, не откроешь глаз.

Твой лик в тенях, но все черты
Лица чеканно-неизменны:
В них отблеск вечной красоты, —
Резец художника нетленный.

Да, есть приниженность к земле: —
Не от бессилья иль паденья,
Но оттого, что на челе
Рубцы кровавого мученья.

Не приду к тебе, Господи, снова,
Как бывало к тебе приходил.
Не найду в сердце тайного слова, —
Это чудное слово — забыл.

Не горит в сердце детская нежность, —
В сердце мука распятой любви.
А одежды моей белоснежность —
И в грязи, и в слезах, и в крови.

Ты ушел от меня в бесконечность,
Ты забыл, Ты оставил меня.
Не зажжет эта страшная вечность
Путеводного в сердце огня.

Глоток моей жизни,
Я знаю — отрава.
И каждый мой шаг —
Роковая ступень.
Любовь и надежда,
И гордость, и слава
В одну неживую
Сплетаются тень.

И все мои мысли —
Ребяческий лепет,
И все мои чувства,
Как пена волны, —
И муки горенья,

И радости трепет —
Великой пустыни
Миражи и сны.

Листопадный гульный ветер.
Буреломный шум в ветвях.
Рук изломность в взмахах ветел.
Плач земли и смертный страх.

По разметанным просторам
Вздыблись клочья ковыля.
Ходит, пьян, по косогорам
Дух разбойного жилья…

Бесприютный, где ночую?
Колокольного села,
Как в метелицу глухую,
Мне не бьют колокола…

Только ветер листопадный
Ошалело бьет в набат
И, как свежей крови пятна,
Листья по ветру летят…

И крестов погостных руки
Ветер гнет во все концы,
Словно, встав, в безумной муке
Закрестились мертвецы…

Я в небесах не вижу Бога:
Там бездна бездн, огонь и тьма;
Хаоса вечная тревога,
И мысли вечная тюрьма.

О, сколько мыслей возлегало
Туда — на высоту высот —
Хаоса тьму и огнь взрывало
И звездный измеряло ход.

Но, проникая в бесконечность,
Не видело пути конца:
За вечностью вставала вечность
Без выявления Творца.

И в необъятности безликой,
В холодной, одинокой тьме,
Металось горестно и дико,
Как в тесной и глухой тюрьме.

Ни жизнь, ни смерть, ни забытье,
А сердце хочет жить,
Чтобы слепое бытие
Сознаньем озарить.

Все окна полдень отворил, —
Как храм светла тюрьма!
Я все глаза души открыл,
А в душу хлещет тьма.

О, эта даль! — она обманна:
Ее лазурь и глубина
Как будто нам поет: «осанна!» —
Но бездна в ней отражена.

Иди на даль — она отступит,
Иди на свет — потухнет он.
Нас тьма, нас смерть, нас бездна крутит
Безумным колесом времен.

Оно — и солнце завертело,
И эти звездные миры.
И каждый миг — лишь злое дело
Жестокой и слепой игры.

Не знаю, было ли начало,
Не знаю, будет ли конец, —
Но сколько в эту бездну пало
Остановившихся сердец!

Всем неизбежное паденье,
Всех бездна бездной обняла,
И нет таких высот спасенья,
Где б удержаться жизнь могла.

Из вечности зова не слышу:
Безмолвна небесная высь.
Но месяц восходит все выше,
Но звезды все так же зажглись.

И плачет душа: для кого же —
И месяц, и трепет огней?..
Я чувствую, как я ничтожен, —
Ничтожен, ненужен, ничей!

И гордое слово — «сознанье» —
Меня не утешит ничуть…
Иду я пустыней молчанья —
И горек, и страшен мой путь.

Я не пойму: звезда, пустыня, море, —
Что это — разум? Бог? Обман?
На этом неразгаданном просторе
Бессмыслия блистает океан.

Кто нам сказал, что мы отображаем
Бессмертное в бессмертном бытии?
Что знаем мы, когда ещё не знаем,
Что мы? Кто мы? И для чего пришли?