Вера Аксакова - Дневник. 1855 год

Четверг, 13 октября. Сегодня рано получили почту, она была богата разными вестями, и частными и общими. Оленька присылает записку Погодина, в которой есть там слова… Как их объяснить? Что значит «союзное время»? Он пишет еще и об Ермолове, что он свеж и бодр и здоров, и как умен! Всего же удивительнее то, что на другой-третий день после присылки своей записки явился сам к Оленьке, спрашивал, когда приедет кто-нибудь из деревни, был необыкновенно весел, шутил даже с дядей и звал его в клуб и т. д. Тогда как постоянно в последнее время он был страшно мрачен. Политические дела не лучше, а хуже, стало быть, тут что-нибудь другое, вероятно, он получил какие-нибудь добрые вести насчет себя, может быть, назначение на место, на котором он надеется принести пользу.

К Погодину приходили купцы и просили написать статью об устройстве железной дороги в Индию из Оренбурга до наших крепостей. После того, верно, уже устроят железную дорогу из Москвы в Оренбург, как бы это было хорошо, весь край бы обогатился. Погодин сперва было отговорился незнанием дела, но купцы привезли ему свои бумаги и упросили его составить статью. Погодин написал вроде шуточной статейки; говорят, и в ней ввернул свой взгляд и убеждения. – Оленька сообщает депешу из Николаева, напечатанную в «Полицейской газете». Эта депеша позднее тех, которые напечатаны в «Московских ведомостях», полученных сегодня. Из них видно, что крепость взята или сдана после страшной бомбардировки со всего флота. Николаевскую батарею мы сами взорвали, так что неприятель беспрепятственно прошел через Лиман и в Днепр, и в Буг. С наших полевых батарей была открыта канонада и с кораблей неприятельских также; продолжалась час, и суда возвратились назад. Что-то будет! Все строят батареи. Государь ездит их осматривать, а что будет пользы, увидим. Если неприятелю удастся сделать высадку на Днепр, то верно он пройдет прямо к Перекопу и можно ожидать, судя по всем действиям и распоряжениям наших начальников, что Перекоп будет взят, тогда Горчаков со всей армией и весь Крым будет в их руках. – Пелисье что-то готовит в тиши, не торопясь, а Горчаков сидит себе неподвижно и только посылает отчет об успешных работах, дорогах и высадках неприятеля.

Получено письмо от Кулиша с просьбой денег по напечатанию второй биографии Кулиша, которые отесенька обещал достать.

В пятницу, 14 октября, получили мы письма от Трутовских отчаянные, положение сестер ужасно, Алексей Иванович запретил им видаться с Трутовским… Что делать, сами не знаем! Что-то скажут последующие их письма. – Письмо большое от Ивана, чрезвычайно интересное и замечательное. Он передает впечатление, произведенное на него за Киевским краем, что касается до природы, то она там очаровательна, но люди… Положение крестьян православных, принадлежащих полякам, угнетающим их сколько возможно, и, потом, положение этих поляков в отношении правительства (у них отобраны даже охотничьи ружья) и всех русских; внутренняя вражда поляков, скрываемая под подлой угодливостью или лестью; все это так тягостно, так насильственно, представляет такое безобразие, которое возмущает свежего человека; впрочем, безобразия такого довольно и по всей русской земле.

В субботу, 15 октября, ждали мы Константина, но вместо того прислана была подвода с письмами, уведомляющими нас, что Константин остался, потому что отесенькина книга еще не подписана, и кстати Константин хочет побывать на диспуте Гладкого (профессора Ярославского лицея), который в своей диссертации несколько раз ссылается на его статью о древнем быте славян в «Московском сборнике». Это, конечно, очень приятно. Клейнмихель, говорят, прочь, и Киселев также. Все оживились, радуются как победе, поздравляют друг друга. На место его герцог Мекленбургский и Чевкин. Константин очень хвалит Крузе, как самого благородного, свободомыслящего человека и очень обязательного человека.

Воскресенье, 16 октября. Мы с Соничкой ездили к ранней обедне; возвратившись, нашли уже почту, привезенную от Троицы. Писем никаких, только «Московские ведомости» и «Journal de Francfort». Объявлен набор повсеместный, кроме Малороссийской губернии и Новороссийской… а в Самарской и Оренбургской в одно и то же время – ополчение; так что с тысячи выходит 33 человека. Ужасно, тягость страшная и сверх того чувство общее, хотя не всеми сознаваемое, что все эти жертвы даром приносятся, без пользы, что это одно только истребление людей бесполезное. Какие стоны и вопли раздадутся повсюду! Прошло время, когда всякий пошел бы с охотой, когда святая цель возвышала и облегчала все жертвы. Известия Горчакова извещают подробно, как неприятель подвигается с обеих сторон около него, и, кажется, его очень интересуют маневры неприятеля, которые клонятся к тому, чтоб захватить его в западню. Часов в одиннадцать приехал Константин. Слава Богу, у них все хорошо! – Константин привез нам очень много любопытных известий. Первая, главная и очень важная новость, что Клейнмихель отставлен; это окончательно подтверждается, хотя и не напечатано еще. Радость общая поразительна, точно настал светлый праздник Пасхи. В клубе по получении этой вести спросили шампанского и пили, поздравляя друг друга; говорят, к ним попросили присоединиться несколько инженеров и офицеров.

Рассказывают, что государь был поражен состоянием дорог, особенно в Перекопе, где дорога сделалась просто рвом, и через такие дороги должны проходить войска наши, со всеми их фурами, запасами. Была наряжена сейчас ревизия над Клейнмихелем, и, наконец, недавно, в присутствии одного человека, который сам это рассказывал, Клейнмихель получил письмо, прочтя которое, он побледнел и сказал всем: «Ну, господа, я вам более не начальник»; просил в тот же день нанять ему дом, чтоб к вечеру уже переехать. И, говорят, он переехал в дом напротив государыни, которая одна за него и до сих пор все препятствовала сыну его отставить; говорят, и за Бибикова она его преследует, пристает к нему с жалобами, что он стесняет слуг своего отца, и т. д. Бедный Александр Николаевич, сколько ему надобно силы, чтобы преодолеть все эти препятствия, чтоб при всей его любви и покорности воли матери производить хотя какие-нибудь перемены и преобразования, необходимые для блага своего народа. И что не уедет эта пруссачка в свою Пруссию? Слава Богу, что государь, по крайней мере, выехал из Петербурга, что он побывал в Москве, подышал другим воздухом, увидал других, услыхал другие речи, что, наконец, он в Николаеве на самом деле увидит, в каком положении дела, лицом к лицу станет с тягостными обстоятельствами России, увидит близко все злоупотребления, все нужды. И он их уже начинает видеть и понимать; отставка Клейнмихеля уже тому доказательство, и точно, может быть, оставаясь в Петербурге, он не имел бы духу поступить так решительно и теперь даже многие не верят, что это правда. Наряжена еще какая-то комиссия для следствия над каким-то немцем в Николаеве, которой председателем – Константин Николаевич. Также приказано сделать следствие, почему могли пройти враги через проход у Керчи. Известие о Жабокрицком совершенно подтвердилось. Он и еще несколько человек сидят в крепости за измену, и над ними производится суд. Сколько этих злодеев поляков размещено у нас в армии везде, и многие из них занимают важные места для того, чтоб ловчее только вредить. Государь, говорят, еще долго останется в Николаеве, и дай Бог, это ему очень полезно; другая жизнь, другие люди его там окружают, – и это все понимают и радуются. Все оживились и ободрились, особенно после известия об отставке Клейнмихеля, точно после победы, и все очень сознательно говорят, что это начинается победа над внутренними врагами, что важнее всякой другой и от которой зависят и внешние. Везде, где ни встречаются друг с другом, первое слово: «Знаете ли вы, что Клейнмихель отставлен, поздравляю вас»; все светлы и радостны, везде говорят громко, и в лавках, даже с незнакомыми, и на улице. Купцы тоже, Константину пришлось говорить с некоторыми. Замечательно, однако ж, как сильно сочувствие к великому князю Константину Николаевичу в купцах и простом народе. Говоря в книжной лавке с купцами об этих же событиях, причем купцы изъявили полное свое сочувствие всем его словам, Константин стал хвалить государя. Один купец сказал:… так, да и помощник-то у него хорош. Купец еще рассказал, как великий князь Константин Николаевич хотел было ехать к Троице (а он особенно усерден к преподобному Сергию), но Ермолов сказал, что надобно спасать Севастополь, что лучше после приезжайте благодарить о победе, и Константин Николаевич тотчас же уехал. Видно, что они все добрые и хорошие намерения государя приписывают великому князю Константину. И дай Бог, чтоб государь с братом постоянно находились в добром союзе, тогда будет хорошо, но иначе – беда. – Константин говорит, что вообще слышится, что что-то движется, колеблется, поверхность как будто вздувается местами; как-то всем свободнее, дышать легче.