Виктор Андриянов - Косыгин

Как ждали то новое жилье в землянках и подвалах! Каждый день на имя Косыгина приходили письма с просьбами выделить стройматериалы, оконное стекло, кровельное железо. Нарком финансов Зверев попросил (17 ноября 1945 года) 150 стандартных домов для «переселения из землянок около 2 тысяч рабочих и служащих Наркомфина, проживающих в районах, подвергшихся немецкой оккупации». «Рассмотреть с планом распределения на первый квартал (1946 года)», — ответил Косыгин. То есть на общих основаниях.

С окончанием войны посыпались просьбы о новых штатах. Приморский крайисполком хотел бы «иметь представительство в Москве из трех человек» (письмо от 25 марта 1946 г.). Чуть раньше Совнарком Чувашской АССР «просит разрешить ввести должность заместителя председателя СНК ЧАССР по лесу и лесной промышленности». Правление Союза писателей предлагает увеличить суточные в командировках с 26 рублей до 50… На все депеши такого рода Косыгин, как правило, отзывается коротко и выразительно: «Снять с обсуждения». Или — «Отклонить». А что выделял он в этом потоке жалоб, просьб, печалей и тревог, которые обрушивал каждый новый день? Выделил, к примеру, письмо, больше похожее на вопль о помощи, из Дома-музея Чайковского в Воткинске. Распорядился помочь с капитальным ремонтом, изготовить мебель, дать ставку научного сотрудника. Мало того, поручил одному из сотрудников Совнаркома проследить за исполнением.

В те же дни к Косыгину обратилась большая группа профессоров Воронежского университета — девятнадцать человек. В таких условиях, писали они, невозможно дать студентам университетское образование. Восстановлен только один этаж. Холодно. Нет мебели. Студенты слушают лекции стоя… И опять — деловое распоряжение, реальная помощь.

В Воронеж пошли стройматериалы, а студенты, аспиранты, вернувшиеся с фронта, после лекций отправлялись на стройку. Мой хороший товарищ поступил в Воронежский университет через два десятка лет после войны, учился в новом корпусе — там на стенах висели фотографии давних субботников и воскресников, общей большой работы.

В разоренной стране не хватало самых элементарных вещей: одежды, обуви, белья… Депутат Верховного Совета СССР, ткачиха Шавандина просила Косыгина «оказать помощь ивановским текстильщикам. Питание очень плохое, — писала она. — Карточки отовариваются очень плохо. В столовой готовят одно блюдо — овсяную кашицу и без жиров. Мыла не дают очень давно…». Нарком угольной промышленности Вахрушев передал из Сталинска (нынешний Новокузнецк) телефонограмму: «На месте убедился, что инженеры Кузбасса за годы Отечественной войны совершенно обносились, не имеют самого необходимого…» Купить ничего нельзя даже в коммерческих магазинах — пустые прилавки. Нарком попросил «выделить 1500 костюмов, 1500 пальто, верхних шелковых сорочек — 3 тысячи, платья шелковые и трикотажные — 500, белье — три тысячи, обувь — 500 пар». Резолюция Косыгина: «Тов. Любимову (нарком торговли. — В. А.). Прошу вас оказать помощь инженерам Кузбасса». Спасибо Москве, приоделись летом сорок шестого года инженеры Кузбасса.

После катастрофической засухи 1946 года, самой жестокой за последние полвека, охватившей почти все зерновые районы — резко обострилось положение с хлебом. По заданию ЦК ВКП(б) повсеместно проверяют, как расходуется хлеб, где можно сэкономить. Готовится решение о повышении пайковых цен. 15 сентября 1946 года из Сочи поступила записка Сталина, адресованная Жданову, Патоличеву, Берия, Косыгину. В ней предлагались варианты ответов на возможные вопросы населения, связанные с повышением цен.

«Будут ли изменены пайковые цены на картофель и овощи?

Ответ: повышение пайковых цен на картофель и овощи не предполагается».

В тот же день, 15 сентября, в 21.00 по ВЧ от Сталина последовала еще одна записка:

«Тт. Жданову, Микояну, Косыгину, Берия.

Микоян в специальной записке предлагает не распространять новых пайковых цен на хлеб, продаваемый рыбакам — членам артелей и охотникам — сдатчикам пушнины. Он предлагает продавать им хлеб ниже новых пайковых цен по аналогии с тем, как мы поступаем с крестьянами — сдатчиками хлопка и т. д. Я не согласен с Микояном. Я считаю, что рыбаки и охотники тоже должны принять на себя жертвы не меньше, чем рабочие и служащие. Предлагаю новые пайковые цены на хлеб распространить на рыбаков и охотников.

Говоря сталинскими словами, жертвы приняли на себя не только рыбаки и охотники. В отчаянном положении оказались сельские учителя. 18 декабря 1946 года министр просвещения РСФСР А. Калашников докладывал Косыгину о проверке материально-бытовых условий учителей в ряде областей Центральной России. В школах Новгородской области «учителям вместо хлеба выдавали рожь и немолотый овес». «В шести районах Владимирской области из 650 детей учителей на снабжение хлебом приняты лишь 6 человек. В Ивановской, Орловской, Новгородской областях детей учителей совершенно не приняли на снабжение хлебом… Семейные свой хлебный паек в размере 500 гр. в день вынуждены делить на 2–4, а иногда и на 7 частей».

К этой сводке министр приложил письмо учителя М. А. Кузнецова из Ставропольского края. Приведу его полностью.

«Товарищ Министр!

Я учитель средней школы. В школе работаю 16 лет. Пробыл в армии 4 года, все на фронтах Великой Отечественной войны. Отмечен пятью правительственными наградами. Возвратился из армии по демобилизации в ноябре 1945 года. У меня шесть душ семьи, из которых трое детей и 70-летняя мать. Ни на мать, ни на детей мне не дают ни грамма хлеба. Неурожай этого года поставил мою семью и семьи других сельских учителей, имеющих, как я, детей и нетрудоспособных иждивенцев — родителей, в положение голодающих. Моя семья и я погибнем с голоду, если о нас не позаботитесь ни Вы, ни правительство. Могу ли я, один работник в семье, прокормить семью из шести душ девятью килограммами хлеба, полученными мною за месяц?

Я помню голод 1921—22 гг. Но даже и тогда, в условиях первых лет существования советского государства, наше Правительство проявляло исключительную заботу о жизни детей, снабжая их хлебом, несмотря ни на какие трудности создавшегося тогда положения.

Неужели теперь дети не нужны нашему государству?

Правительство полагает, по всей вероятности, что в сельской местности учитель может купить хлеб у колхозников. Но я отдал бы любые деньги, сколько в моих силах, чтобы найти где-нибудь хоть пуд хлеба. Хлеба ведь нет и у колхозников. А если у кого и есть, то ровно столько, сколько необходимо ему самому, а то даже и меньше, чтобы прокормить до нового урожая только свою семью.

Дети городов не лишены хлебного пайка. Неужели же дети села должны умирать с голода?