Илья Дубинский - Особый счет

Хонг повел колонну, я пересел в машину старшего лейтенанта.

Борисенко, герой гражданской войны на Северном Кавказе, дважды краснознаменец, небольшого роста, коренастый, с добрым мужицким лицом, в своем лагерном кабинете усадил меня за накрытый столик, налил бокал цинандали, поздравил с прибытием и сразу повел такой разговор:

— Вы забрали у нас тяжелый батальон Петрицы. Мы вам дали лучшего нашего штабника — полковника Шкуткова. У вас будет тяжелая бригада. Это хорошо. Не хорошо то, что вы потянулись к Шмидту, в Вышгород. Я хотел бы, чтобы бригада стала на Сырце, здесь, в нашем лагере.

— Зачем? — удивился я.

— Скоро начнутся бригадные, корпусные тактические учения. Хотелось бы отработать их вместе с тяжелыми танками.

— Где вы стреляете? — спросил я.

— Из пулеметов здесь, на Сырце...

— А из пушек?

Борисенко замялся:

— Конечно, из пушек едем стрелять в Вышгород, на полигон Шмидта...

— То-то, — ответил я. — Огонь — хлеб насущный тяжелых танков.

Борисенко улыбнулся:

— А может, за лето свыклись бы... Стали бы четвертой по возрасту и первой по номеру бригадой в моем корпусе...

— Но тяжелая бригада — это ударное средство фронта, армии, не танкового корпуса, — возразил я. — К тому же наш капитан Чурсин уже много настроил в Вышгороде. Нельзя все затевать сначала. Кстати, Вышгород выбрал не я, а Чурсин, с ведома Якира.

— Жаль! — покачал головой комдив и наполнил бокалы. — Что ж? Будем друзьями. — И лишь после этого он заговорил о брате...

Этот разговор, закончившийся безрезультатно для Борисенко, дал мне понять, какое значение придается высшими танковыми командирами будущей тяжелой бригаде... И эта беседа, которая, возможно, кое-кому покажется незначительной, нестоящей, сыграла известную роль в том сценарии, который под спудом уже разрабатывался подручными Ежова.

Весь май месяц прошел в напряженной, захватывающей работе. Кировский завод слал нам вооруженные трехдюймовками прекрасные по тому времени машины. Донбасс, Днепропетровск, Харьков давали нам лучших сыновей рабочего класса — потомственных шахтеров, слесарей, наладчиков. Эти будущие отважные танкисты, с образованием не ниже семи классов, схватывали все на лету. Луи Легуэсту нравилось, когда за рычагами танков сидели пейзане, а мы считали, что в интересах дела хозяином танка должен стать рабочий, знакомый с техникой мастеровой человек. Танковые училища, ЛБТКУКС [2] Ленинградские бронетанковые курсы усовершенствования командного состава. слали командиров, партийные организации больших городов — коммунистов.

Оживленно, с огоньком прошло общее партийное собрание, первый форум всей нашей бригады. Танкисты торжественно обещали добиться срочного сформирования бригады, завоевав право носить имя великого Сталина.

Целый день гудели и грохотали тяжелые и быстроходные танки, вздымая к небу тучи песчаной пыли. Над танкодромом высилось вновь построенное сооружение с кружевной каланчой для дежурного.

За шоссе, примыкая к заповедному бору, западный фас которого подходил к Пуще-Водице, залегли бугристые пески, поросшие жесткой травой и молочаем. Здесь был полигон. На нем целый день грохотали пулеметы и пушки. Вечерами, когда бледные тени ложились на не остывший еще песок и в барханах дерзко свистали суслики, с вышки полигонной команды доносились мелодии бойкой гармонии.

На западе раскинулись широкие, как море, колхозные поля. Высокие хлеба дозревали, неустанно колеблясь, играя пестрыми переливами красок. За низкорослым молодым лесом, на востоке, такая же неспокойная, золотистая ширь, рассеченная надвое извилистым желтым проселком. И по его сторонам высокие «левитановские» сосны, накрытые роскошными шлемами зелени.

А дальше, по ту сторону полей и песков, вилась булатная лента Днепра. За ним раскрывалась заманчивая даль, одинаково прекрасная и при утренней, и при вечерней заре. Бескрайние зеленые луга с высокой по пояс травой, вечно подвижной, вечно бурной, как поверхность океана. А за этой изумрудной бесконечностью в туманной дали, закрывая горизонт, застыли нетронутые синие леса.

Я мечтал вот здесь, на одном из лагерных холмов, построить будущей весной штабной домик с высоким стеклянным мезонином, где люди работали бы, вдохновляясь красотами приднепровских широт.

Но уже назревали в обманчивой тиши события, одно грознее другого. Моим мечтам не дано было сбыться. И всегда, в непостижимых превратностях судьбы, испытанных мной впоследствии, я часто вспоминал этот уголок и думал — вспыхивает и угасает человеческая злоба, а величие мира остается незыблемым.

Если танкистов 4-го полка подтягивало сознание, что они постоянно находятся под наблюдением иностранцев, то здесь, в 4-й бригаде, их заставляло быть начеку другое. Через территорию Вышгородского лагеря, отсекая от него полигон, проходило шоссе из Киева в Межгирье, к правительственным дачам. Наши бойцы могли ежедневно видеть машины, в которых следовали Коссиор, Постышев, Петровский и другие. Это к чему-то обязывало...

Всех уволенных в город мы с Зубенко наставляли сами. Объясняли, как нужно вести себя на улице, в трамвае, в кино, в общественных местах и даже в пивных, если кому придется туда заглянуть.

Каждый наш танкист знал, что в округе только одна тяжелая бригада. Что принадлежать к ее составу — большая честь, что честью бригады надо гордиться, как честью матери.

Вовсю кипела учеба в классах, на танкодроме, полигоне. Наши люди соревновались с танкистами старой, шмидтовской, бригады. Успешно продвигалось строительство казарм, парков, жилого дома в городе на Лукьяновке, недалеко от бывшего Бабьего Яра.

Мне отвели квартиру в доме у театра Франко, этажом выше жилья Шмидта. Когда-то в этих шикарных квартирах, с узорчатым паркетом, лепными потолками, изразцовыми голландскими печами, жила киевская знать. При нашей скромной обстановке квартира казалась пустой и необжитой. В ней жила жена, занятая работой в опере, а мы с мамой и сыном поселились в дощатом домике, построенном для нас капитаном Чурсиным в лагере.

Эта хибара не шла ни в какое сравнение с бревенчатым, обжитым коттеджем Шмидта, где были все удобства — водопровод, балкон на втором этаже и даже свой небольшой тир, сыгравший роковую роль в обвинениях, выдвинутых против танкового комдива...

Однажды явился ко мне начальник оперативного отдела нашего штаба майор Хонг. Развел в недоумении руками. По генеральному плану учебы надлежало разработать учение на прорыв укрепленной полосы. Начальник штаба полковник Шкутков распорядился готовить учение на встречный бой. До этого еще я мог убедиться в стремлении начштаба превысить свои права.