Иван Куц - Годы в седле

— Он магометанин, спиртного вообще не употребляет, да и по-русски не понимает, — поспешил я ответить за Валлаха...

Подводы нам вернули. Но из-за этого инцидента так и не удалось получить подков. Опасаясь, что утром бригада уйдет на фронт, мы этой же ночью подались в Синельниково.

28 октября двинулись в направлении Мелитополя. В авангарде шел наш дивизион.

Подмораживало. Резкий северный ветер леденил спины, сыпалась мелкая снежная крошка. Кони скоро выбились из сил, и бойцы, жалея их, часто спешивались.

— Чертов гололед, — ругался Валлах. — Портит все дело.

К нам подъехал командир немецкого дивизиона Владимир Колодин. Он огромного роста, но его все почему-то зовут Вовочкой. Колодин подчеркнуто резко осадил коня. Тот застыл как вкопанный. Вовочка посмотрел на нас с видом победителя. Еще бы. У него в дивизионе большая часть коней еще в Туркестане была подкована шиповками.

Колодина к нам прислал командир бригады выяснить, не замечен ли противник.

— Какое там! — сердито буркнул я в ответ. — Врангелевцы небось уже в Крыму...

К вечеру на нашем пути встретилось большое село Веселое. В нем остановились на ночевку. В кузнице кто-то из бойцов обнаружил запас зимних подков. Тут уж было не до сна.

Закипела работа. К утру успели перековать часть верховых лошадей на передние ноги и на все четыре — тачаночных.

Пошли резвее.

С юга все отчетливее стала доноситься артиллерийская канонада. У обочин и на полях начали встречаться припущенные снежком трупы людей и коней, поломанные повозки, разбитое оружие. Кое-где маячили махновцы, что-то выискивали.

Верстах в трех к югу услышали частые взрывы, стрекот пулеметов. Прискакал разъезд. Разведчики сообщили, что село Рождественское, куда мы направлялись, занято противником.

Что делать? Ждать подхода главных сил? Или попробовать нанести неожиданный удар?.. В гололед стремительного налета может не получиться. А если в пешем строю?..

Приказ наступать на село цепью кавалеристы встретили без энтузиазма. Не любили венгры расставаться с лошадьми. Приучили их к этому некоторые туркестанские обычаи. Басмачи, например, спешивание воспринимали как признак трусости.

Но я в данном случае руководствовался соображениями целесообразности. На левый фланг выдвинул пулеметные тачанки. Они молниеносно развернулись задками к неприятелю и шквальным огнем «максимов» прижали его к земле. Красноармейцы поднялись в атаку. Скользя и падая, они быстро сблизились и навязали врангелевцам штыковой удар.

— Добре бьются твои басурманы. Тильки чому не верхи? — услышал я сзади басистый украинский говор.

Оглянулся. Ко мне вразвалку шагал Петриченко. За ним, несколько приотстав, следовало еще до десятка махновцев. Неподалеку виднелись две их боевые колесницы.

Батько со своим штабом прибыл «побалакать» о совместных с нами действиях.

Договорились быстро: я буду продолжать наступление на село, а Петриченко поведет своих «хлопцев» в обход справа, где у неприятеля открытый фланг.

Вопреки опасениям, махновцы не подвели. Они, правда, уклонялись от рукопашной. Зато не жалели патронов, били густо. Противник не выдержал натиска с двух сторон и начал отходить. Мы вступили в Рождественское.

На следующий день, 2 ноября, части 4-й армии разбили белогвардейцев под Сальковом и Ново-Алексеевкой, овладели укрепленными джимбулакскими позициями. Остатки врангелевцев по Чонгарскому перешейку бежали в Крым.

Мы настроились было принять участие в завершающем сражении, но поступил приказ бригаде перейти в армейский резерв и сосредоточиться в районе хутор Адама — станция Рыково — станция Юрицыно.

10 ноября красные войска взяли Перекоп. Спустя два дня Врангель объявил приказ о роспуске своей армии.

В связи с победным окончанием гражданской войны встал вопрос об отношениях между Красной Армией и ее временным союзником — анархиствующим кулацким воинством Нестора Махно. Под черным флагом батько не раз объединял контрреволюционные элементы деревни против пролетарской революции, вступал в тайные и явные сговоры с махровой белогвардейщиной. Он всаживал нож в спину Красной Армии даже тогда, когда она вела тяжелую борьбу с Врангелем. Правда, части махновцев, действовавшие в Крыму под командой Каретникова, подчинялись Красной Армии и соблюдали общую дисциплину. Но другие отряды «повстанческой армии», особенно в районе Гуляй-Поля, принялись за прежние бесчинства.

Реввоенсовет Южного фронта призвал войска к бдительности. Член РВС 4-й армии Грюнштейн был назначен начальником тылового района на правах помощника командующего, В его подчинение передали 42-ю стрелковую дивизию, 4-ю отдельную Богучарскую и Отдельную интернациональную кавалерийские бригады. Мы передислоцировались из-под Мелитополя в район Веселогорка — Ново-Николаевка, поближе к Гуляй-Полю.

25 ноября поступил приказ по тыловому району 4-й армии. В нем отмечалось, что в ответ на предложение Реввоенсовета Южного фронта влиться в состав Красной Армии Махно объявил в Цареконстантиновке и восточнее мобилизацию и спешно формирует новые кавалерийские и пехотные части под лозунгом борьбы с Красной Армией. Нашей бригаде ставилась задача к исходу 25 ноября занять рубеж Волков — Воздвиженская — Хвалибоговка, а с рассветом 26-го числа во взаимодействии с частями 42-й стрелковой дивизии и Богучарской кавбригады овладеть Гуляй-Полем. К выполнению такого приказа мы были готовы.

Собрав командиров и политработников, Кужело предупредил:

— Не забывайте, что махновцы хорошо вооружены, имеют боевой опыт. Они, как и всякие бандиты, не стойки в открытом бою, но за свои села дерутся отчаянно.

Эрнест Францевич определил порядок движения. Наш дивизион выступал первым. Нам придавался штабной эскадрон.

— Стрельбицкий, — обратился Кужело к командиру батареи, — вышлите в авангард артиллерийских разведчиков и будьте готовы поддержать его огнем.

Бригаде был придан также автоброневой отряд. Ему надлежало двигаться между нашим дивизионом и главными силами.

Выступили, как только стемнело. Шли с предосторожностями, без разговоров, без огня, большей частью по бездорожью, чтобы не нарваться на заставы махновцев. Степняк пронизывал до костей.

Казалось, рассвет никогда не наступит. Но вот край неба начал сереть, потом светлеть. Непроглядная пелена поредела, постепенно расступилась. Далеко на горизонте показались крыши хат, верхушки стогов, колодезные журавли. Ветер стих, медленно закружились пушистые хлопья снега.

О Гуляй-Поле у меня были весьма скудные сведения. Из описания уезда знал, что село растянулось вдоль заболоченной речки Гайчур. Сейчас она замерзла, скрыта под снегом и угадывалась лишь по конфигурации долины.