Жак Жуана - Гиппократ

«Ты узнаешь все лекарства, предохраняющие от недугов и старости, так как я это сделаю для тебя одного. Ты узнаешь силу неутомимых ветров, которые, устремляясь на землю, своим дыханием уничтожают нивы. И наоборот, если захочешь, ты поднимешь ветры, которые почитаются в награду за их благодеяния. Ты за мрачным дождем пошлешь благоприятную людям сушь; и ты пошлешь также за сухим летним временем потоки воды, питающие деревья… Ты отберешь у Гадеса силу умершего человека…».

Кажется, что Эмпедокл еще не установил четкого различия между магией и медициной, как это сделают через несколько лет гиппократики. Даже делая скидку на пророческий тон в сочетании с поэтическим жанром, следует признать, что обещания Эмпедокла несовместимы с Гиппократовой философией и даже попадают под удар обвинений автора «Священной болезни», когда он бичует тех, кто утверждает, что может вызвать «ненастье или хорошую погоду магическими действиями или жертвоприношениями».

Образ всемогущего чародея, который создал себе Эмпедокл, не помешал ему в поэме «О природе» рационально подойти не только к космологическим вопросам, но также и к крупным проблемам биологии, актуальным в его время; это зарождение, пищеварение, дыхание, чувственное восприятие, мысль, сон и смерть. Его объяснение дыхания чередующимися движениями внутренней крови и внешнего воздуха стало знаменитым потому, что он проиллюстрировал его красивым поэтическим сравнением с чередующимися движениями воды и воздуха в «клепсидре», вазе с перфорированным дном, которую археологи называют «цедильной воронкой».

Эта тенденция к интеграции биологических и космологических исследований была, может быть, еще более глубокой у Анаксагора, хотя он и не был врачом, как Эмпедокл.

Уроженец города Клазомены в Малой Азии, Анаксагор был старше Эмпедокла, но его творчество прогрессивнее. Как и Эмпедокл, Анаксагор считал, что Вселенная образована первичными элементами. Но тогда как первичные элементы Эмпедокла преимущественно космологические — воздух, огонь, вода и земля, — элементы Анаксагора скорее биологические. «Элементы, — говорит он, — являются гомеомериями, как, например, плоть, кость и любая вещь этого типа». Хотя гомеомерии (субстанции), образованные из подобных частей, неисчислимы, Анаксагор чаще называет те, что составляют человеческое тело.

Дело в том, что он преимущественно размышлял над принципом зарождения. По его мнению, человеческое семя содержит смешанные гомеомерии, которые образуют потом тело: плоть, кости, кровь, нервы, сосуды, ногти и даже волосы. Он спрашивает риторически: «Иначе, как бы могло случиться, что волос был бы порожден от неволоса, а плоть от неплоти?». Малый размер частей в семени делает их невидимыми, но вместе с ростом они отделяются и становятся видимыми.

Эту биологическую модель зарождения Анаксагор транспонирует на космологию. Примечательно, что субстанции, привычные для космологов, такие как огонь и воздух, у Анаксагора являются не первичными элементами, как у Эмпедокла, а смесями. Кажется, широкая публика ничего не понимала в этих тонкостях. Для граждан Афин Анаксагор был философом, который имел наглость утверждать, что солнце — вовсе не бог, а раскаленная масса. И хотя он был учителем и другом Еврипида и Перикла, он стал жертвой суеверия народа, осудившего его за нечестивость.

Интерес Анаксагора к биологии подтверждается его опытами над животными. Об этом свидетельствует история, рассказанная Плутархом. Периклу принесли из поместья однорогого барана, и прорицатель Лампонт истолковал эту аномалию как знак будущей победы над Фукидидом, соперничавшим с Периклом за обладание властью в Афинах. Но Анаксагор, который при этом присутствовал, вскрыл череп животного и показал присутствующим, что аномалия вызвана атрофией мозга: вместо того чтобы занимать всю черепную коробку, мозг в форме яйца оканчивался верхушкой у корня единственного рога. Присутствующие пришли в восхищение от учености Анаксагора. Не без злорадства Плутарх добавляет, что позже они пришли в восхищение от прорицателя Лампонта, когда его предсказание сбылось. Таким образом, Анаксагор — ученый, который для рационального толкования биологических явлений опирался на наблюдение. Его действия можно сравнить с действиями автора «Священной болезни», который вскрывал череп животных, больных эпилепсией, чтобы констатировать патологическое состояние мозга и показать, что не бог был причиной этой болезни:

«В этом особенно можно убедиться на животных, больных этой болезнью, и в частности на козах: если вы расколете голову, то обнаружите, что мозг влажный, что он полностью заполнен водой и дурно пахнет. Благодаря этому вы признаете, что не бог изменяет тело к худшему, а болезнь».

Так, в конечном счете, философ из Клазомен оказался ближе к Гиппократову мышлению, чем философ-врач из Агригента.

Именно современник Анаксагора, критянин Диоген Апол-лонийский лучше всего позволяет оценить значение медицинских знаний в философии того времени. Отдавая должное старой космологической теории Анаксимена, он обновляет ее благодаря своему возросшему интересу к биологии и медицине. Он принимает основную гипотезу милетской философии: все происходит от единственной первопричины, и эта первопричина — воздух, как и у его учителя Анаксимена. Но знание человека у Диогена более точное. Он посвятил целый трактат природе человека. В большом труде «О природе» он обнаруживает блестящее знание анатомии человека, когда говорит о биологической проблеме зарождения. Когда он объясняет, что семя является мелкой, теплой и пенящейся кровью, он дает длинное описание сосудов, уровень которого не уступает самым подробным описаниям «Гиппократова сборника». Аристотель целиком приводит это описание наряду с описанием Полибия, ученика и зятя Гиппократа, когда рассказывает об анатомических знаниях своих предшественников. Не является ли это явным свидетельством того, что философы и врачи могли соперничать в области познания человека?

Границы между философом и врачом становятся размытыми до такой степени, что порой трудно понять, обладал ли философ медицинскими знаниями или сам был врачом. Не был ли врачом Диоген Аполлонийский? Мы располагает другими свидетельствами его медицинской компетентности. Диоген считал, что язык, точка окончания всех сосудов, позволяет извлечь огромное число признаков болезни. Он придавал большое значение для диагноза и прогноза болезни цвету лица. Так как эти подробности дошли до нас посредством медицинской традиции, вполне вероятно, что Диоген Аполлонийский считался в античности не только философом, но и врачом.