Пётр Киле - Дневник дерзаний и тревог

Вместе с тем повествование, основанное на достоверных свидетельствах и фактах, на стихах поэта, предполагает и вымысел, но лишь в целях реконструкции событий, чаще в диалогах, тоже, как правило, основанных на свидетельствах и письмах. Такова поэтика романа «Сказки Золотого века». Через тысячу лет, особенно в переводе на другие языки, в этом романе все будет казаться достоверным вымыслом, а стихи и ссылки на свидетельства - поэтическим приемом, какова классическая проза всех времен и народов.

Но роман о первейших гениях поэзии, живописи и музыки при интересе читающей публики к жизни замечательных людей оказался в той же мере невостребованным издателями, как и драмы в стихах. На все мои обращения в издательства я не получал даже ответа. Издатели, вероятно, хорошо знают вкусы публики, исходя из того, что «Фауста» Гете никто не читает, значит, надо идти от обратного. Делать нечего. Для меня прошла пора, когда вину я брал на себя во всех неудачах. Мою прозу раньше находили нежурнальной, сегодня не хотят даже знакомиться с рукописью. Я не вписываюсь в формат современной прозы, поскольку ориентируюсь на классику, а не на вкусы публики, летучие и преходящие.

Неужели гений проявляется все с новой силой, лишь впадая в отчаяние, и чем оно беспредельнее, тем выше поднимается он, свершая свой подвиг? За последние семь лет (этот абзац из записи от 17 августа 2002 года в пору работы над романом «Сказки Золотого века») именно отчаяние подвигало меня на все новые и новые создания. Так возрос душой Лермонтов и выказался его гений, когда он впал в предельное отчаяние из-за гибели Пушкина, - не понял ли он тогда, если не прежде, что благополучным быть поэту нельзя, хотя бы уже потому, что благополучие представителей высшего света основано на рабстве народа, это торжество посредственности и подлости, словом, светской черни, - высший свет во главе с двором и с царем в глазах поэта воплощал светскую чернь, которая погубила гения, - он это понял и выразил в стихотворении «Смерть Поэта», и чернь поняла его и возненавидела Лермонтова без меры, а он лишь подливал масла в огонь, он же не мог смириться.

Непонимание и вражда лишь возбуждали его гений; впадая в отчаяние, он не падал, а возносился к небу, он творил, - Демон Лермонтова, воплощение ренессансного гения, - это не Восток, а скорее Сократ с его даймоном и готовностью к смерти и Платон, которого именно судьба Сократа подвигла на создание уникального философского учения, оплодотворившего и христианство, и возрожденчество.

Сущность Демона Лермонтова понял и выразил Врубель и именно как судьбы гения и своей судьбы. Здесь конфликт не просто социальный, не чисто русский, даже не только религиозного характера, а метафизический, так сказать, бытийный. В чем дело? Суть не в условиях николаевского царствования, при иных царствованиях и правлениях, хотя бы в советское время - при Сталине и позже, Лермонтов как Лермонтов повел бы себя также, особенно в наше время, - конфликт гения и черни, гения и власти неизбежен, - и что это означает?

Судьба гения - трагическая судьба. Я жив еще, может быть, лишь потому, что живу один, как в башне из слоновой кости? Пусть пока все продолжается так?

Любовная история Михаила Глинки и Екатерины Керн отмечена, кроме других вещей композитора, созданием романса «Я помню чудное мгновенье...». Автограф Пушкина Анна Керн отдала Глинке еще во времена Дельвига, но он, к ее огорчению, его затерял, хорошо, Дельвиг успел опубликовать стихотворение Пушкина, да Анна Керн знала его наизусть, как позже вся Россия; влюбленный в Екатерину Керн, Глинка наконец закончил романс.

Бракоразводное дело, хотя его жена была не только уличена в измене, но и в тайном венчании с любовником, а это и вовсе преступление по тем временам, длилось много лет; Глинка так и уехал за границу, не получив развода и не женившись на Керн, чего страстно желал первые годы романа. В начале он даже лелеял смелый план: уехать с Екатериной Керн за границу, но воспротивилась мать Глинки, возможно, и Анна Керн. И Глинка вольно или невольно оказался в ряду знаковых образов русской литературы - Онегина, Печорина, Рудина...

Но в основе сюжета романа «Сказки Золотого века» - жизнь Лермонтова: дуэль Пушкина, стихотворение «Смерть Поэта», ссылка на Кавказ; возвращение в Петербург, дуэль с Барантом, вторая ссылка на Кавказ; с возвращением на Кавказ после кратковременного пребывания в столице дуэль и смерть поэта.

Это внешняя канва, более или менее известная всем в России, хотя бы из школьных учебников. Кроме внутренней пружины событий, которую приводил в движение сам император Николай I, это становится ясно из документов эпохи, самое удивительное, оказывается, существовала еще одна сфера, может быть, самая важная и знаменательная для развития поэтического гения Лермонтова, это его любовь к Лопухиной, утаенная от света, но постоянно проступающая в стихах и даже в письмах, хотя он вел переписку не с нею, а с ее старшей сестрой, - с внезапной разлукой, когда Лермонтов уехал из Москвы в столицу в Петербургский университет, а был вынужден, когда два курса в Московском университете не захотели зачесть, поступить в Школу гвардейских подпрапорщиков, с редкими встречами в Москве по пути на Кавказ и обратно, однажды в Петербурге...

История любви Лермонтова и Лопухиной впервые воссоздана в романе «Сказки Золотого века» и составляет поэтическую основу жизни поэта и его творчества.

Ныне, когда я непосредственно занят новым для себя жанром - киносценариями, закончил буквально на прошлой неделе сценарий для пятисерийного телефильма «Солнце Шекспира» по повести «Уилл, или Чудесные усилия любви», мне особенно ясно, какой удивительный сериал может выйти на материале романа «Сказки Золотого века». Увы! Увы.

20 февраля 2006 года.

Пока я занимался автобиографической эссеистикой, возможно, мало кому интересной, в мире произошли события, которые склоняют к раздумьям...

Говорят о «карикатурной войне», хотя, если вдуматься, речь идет о куда более важных вещах. Если бы изобразили Бен Ладена с бомбой, это одно, если бы изобразили Христа с мечом, тоже тут нет новости, ибо он сам о том заявлял, но изобразить пророка Мухамеда с бомбой - это значит все спутать на свете.

Разумеется, фанатизм верующих, жгущих посольства, не имеет ничего общего с религией, здесь политика, как война в Чечне, как война в Ираке и назревающая война в Иране, стало быть, на всем Ближнем Востоке.

Война сегодня, когда нет СССР, нет «империи зла», ясно, это порождение политики США, как и было со времен окончания Второй мировой войны. Все, что говорилось в отношении СССР, что принимала за правду советская интеллигенция на свою голову, ныне без всяких околичностей относится именно к США, поскольку истинной империей зла именно они и выступали, воспользовавшись плодами и жертвами победы над фашизмом, что вынес СССР.