Игорь Кон - 80 лет одиночества

Зато в научном отношении Голосенко, безусловно, состоялся. Его первой интеллектуальной любовью был Питирим Сорокин, анализу работ которого он посвятил кандидатскую диссертацию и несколько превосходных печатных работ, получивших признание в научном мире. Затем его интересы распространились на всю историю русской социологии. В этом отношении ему очень помогла дружба с другим выпускником философского факультета, поистине замечательным человеком Виктором Михайловичем Зверевым. Философы, даже хорошие, редко обладают настоящей исторической и библиографической культурой, история науки часто кажется им простой филиацией идей. Зверев, истинный ученый-подвижник, был начисто лишен этого недостатка и привил свою любовь к тексту и библиографии Игорю.

Несмотря на плохое здоровье, Голосенко много работал. Среди его научных публикаций – работы о методологии историко-социологической науки, теоретическом наследии О. Конта, исторические обзоры исследований маргинальных слоев населения, блестящие статьи о «русском пьянстве», нищенстве, книжка о проституции (в соавторстве с И. Голодом), которую они любезно посвятили мне. Книга И. А. Голосенко и В. В. Козловского «История русской социологии XIX–XX веков» (1995) – один из самых авторитетных учебников в данной области. Большую ценность представляет опубликованный Голосенко библиографический указатель «Социологическая литература России второй половины XIX – начала ХХ века», а также указатель «Сочинения зарубежных социологов в русской печати середины XIX – начала ХХ века» (совместно с А. С. Скороходовой).

Голосенко был отличным преподавателем, любимцем студентов, будь то технический вуз или социологический факультет университета. Он был исключительно цельным и порядочным человеком. Даже в самые трудные времена он не стремился к карьере и не шел ради достижения успеха на нравственные компромиссы, на него всегда и во всем можно было положиться. И, что довольно редко среди мужчин, он был теплым и отзывчивым. После моего переезда в Москву мы встречались нечасто, но наши отношения оставались такими же сердечными, как в первые годы знакомства.

Первоклассным специалистом по истории немецкой социологии стала Римма Павловна Шпакова (1939–2006), которая также пришла ко мне студенткой (между прочим, ее очень любила моя мама), а затем всю жизнь преподавала в Санкт-Петербургском университете, где стала почетным профессором. Ее глубокие и оригинальные исследования о Максе Вебере и Вернере Зомбарте, основанные, в том числе, на архивных документах, публиковавшиеся в «Журнале социологии и социальной антропологии» и в «Социологических исследованиях», хорошо известны в Австрии и в Германии. Очень ценен и изданный под ее редакцией в серии «Классика социологии» объемистый сборник «Немецкая социология» (2003).

Исключительно успешна научная деятельность Александра Бенционовича Гофмана. Он учился на истфаке моей alma mater, Пединститута имени Герцена, ко мне его привел кто-то из его друзей, кроме того, о нем говорил его научный руководитель Б. Я. Рамм. Мальчик был явно талантлив и серьезно интересовался французской социологической школой, я назвал ему какую-то литературу, но больше ничем помочь не мог. Когда время подошло к окончанию вуза, мне позвонил их декан, мой бывший однокурсник, Александр Свиридов, сказал, какой это замечательный парень, но оставить его в аспирантуре в Герценовском институте невозможно по причине пятого пункта, не возьму ли я его к себе на философский факультет? «Саша, – сказал я, – неужели ты думаешь, что в ЛГУ антисемитизм слабее, чем у вас? Если ты, декан, не можешь оставить в аспирантуре собственного студента, что я могу сделать в университете, где его никто не знает, и даже образование у него непрофильное?» Но Гофману повезло, в это время в Москве как раз открылся ИКСИ, в котором кадрового антисемитизма не было, а конкурсные экзамены он легко преодолел.

Более серьезного и добросовестного человека, чем Гофман, я в жизни не встречал. Очень скоро он стал лучшим в стране специалистом не только по дюркгеймовской школе, но и по всей французской социологии. В «Этнографической библиотеке» опубликован его прекрасный перевод классической книги Марселя Мосса «Общества. Обмен. Личность» (1996), а в серии «Социологическое наследие» – новый перевод двух главных работ Дюркгейма (1991). Его «Семь лекций по истории социологии» выдержали с 1995 по 2006 г. восемь изданий, профессиональное социологическое сообщество и, что не менее важно, студенты, считают эту книгу одной из лучших, а то и лучшей книгой по истории социологии. Не менее успешной оказалась и его книга «Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения» (3-е издание – 2004). Очень интересен и объемистый (780 страниц) сборник его избранных сочинений «Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии» (2003). Я могу только восхищаться такой работой.

Заслуженной известностью среди социологов и культурологов пользуется профессор Высшей школы экономики Леонид Григорьевич Ионин, который не был моим аспирантом, но начинал свою научную карьеру в нашем секторе, с изучения Зиммеля и Тённиса. В дальнейшем он опубликовал несколько книг на эти темы и создал оригинальные курсы по философии и методологии эмпирической социологии и социологии культуры.

Не могу не вспомнить добрым словом Дмитрия Шалина. Он начал работать со мной еще второкурсником философского факультета. Меня огорчало, что обычно студенты попадали ко мне лишь на последнем курсе, когда уже не оставались времени чему-нибудь их выучить, и я попросил М. С. Козлову прислать мне кого-то помладше. Так в моем поле зрения оказался Шалин, которого я попросил заняться изучением теории самости Джорджа Герберта Мида. Опыт оказался удачным, в 1969 г. у нас с Димой уже появилась совместная статья в «Вопросах философии» – «Дж. Г. Мид и проблема человеческого Я»; кажется, студенческая фамилия появилась в этом журнале впервые. Затем он был моим аспирантом в ИКСИ, потом работал в секторе Ядова, в 1975 г. эмигрировал в США и сейчас является профессором Невадского университета в Лас-Вегасе. Прочитать русскую диссертацию Шалина американцы, конечно, не могли, но его профессиональные познания их удивили. Символический интеракционизм считался исключительно американской теорией, а Шалин знал не только всю американскую литературу, но и немецкие романтические корни этой доктрины. После того как он опубликовал серию статей о романтических истоках социальной психологии Мида и о соотношении прагматизма и интеракционизма в самых солидных американских социологических журналах, его работа получила профессиональное признание. В авторитетной международной антологии Джорджа Ритцера «The Blackwell Companion to Major Social Theorists» (2000) глава о Миде написана Шалиным. По инициативе Шалина в Лас-Вегасе прошли несколько интересных конференций об исторических судьбах советской цивилизации, при участии видных российских и американских ученых; изданный им сборник статей о постсоветской русской культуре [37]по праву считается в США одним из лучших. Совместно с Борисом Докторовым, он создал также сервер автобиографических материалов советских социологов.