Салман Рушди - Джозеф Антон

Она оставила детальные распоряжения о погребальной церемонии, ему было велено принять в ней участие и прочесть стихотворение Эндрю Марвелла [138] Эндрю Марвелл (1621—1678) — английский поэт-метафизик. «Капля росы»:

За день до кремации в таблоидах появились новые неприятные домыслы по поводу Элизабет и того, «во что она обходится стране». Ее фотографией они, однако, не располагали, и полицейские предупредили его, что если они с Элизабет пойдут на церемонию, то папарацци выследят их и сфотографируют ее, что подвергнет ее добавочному риску. Он сказал на это, что они поедут по отдельности, и тут с лица Хелен Хэммингтон соскользнула сочувственная маска. Своими появлениями на публике, заявила она, он слишком сильно нагружает Особый отдел. «У всех остальных, кого вы берете под охрану, — заметил он, — имеется программа мероприятий на целый день, и вы не жалуетесь. А я хочу всего лишь попрощаться с другом, и вы мне говорите, что это слишком». — «Это верно, — сказала она, — но все остальные, кого мы охраняем, сделали или делают что-то ценное для страны. Я считаю, это не ваш случай».

В конце концов Элизабет не пошла на кладбище Патни-Вейл. Ни одного фотокорреспондента на церемонии не было. Полицейские ошиблись. Они не признались в этом, конечно. Как всегда, они перестраховались, действовали в расчете на наихудший сценарий. Но он не собирался жить в расчете на наихудший сценарий. Этим он превратил бы себя в их узника. Но он не был ничьим узником. Он не был ни в чем виновен и пытался вести жизнь свободного человека.

Майкл Беркли позднее рассказал ему, что люди, выходя в тот день из крематория после предыдущей кремации и видя множество полицейских, рассуждали об этом: «Похоже, умер какой-то важный человек». Майкл хотел было вставить реплику — мол, человек и правда важный, Анджела Картер, — но тут услышал: «Да не-е. Наверно, мразь какую-нибудь привезли из тюряги попрощаться с мамашей».

Рядовые охранники по-прежнему проявляли максимум дружелюбия, сочувствия и готовности помочь. Когда Зафар захотел показать свой класс регбиста, новый телохранитель. Тони Данблейн — залихватские усы в сочетании с твидовыми пиджаками, этакий пират лондонских пригородов, — повез отца и сына в Буши на полицейскую спортплощадку, и парни образовали там подобие линии трехчетвертных, чтобы Зафар мог побегать и попасовать регбийный мяч. (Зафар сдал вступительный экзамен в Хайгейтскую школу, прошел собеседование и, к великой радости и огромному облегчению его родителей, был зачислен. Он понимал, что для него это немалое достижение, и стал гораздо больше верить в себя, на что и надеялись его мать и отец.) Элизабет методично выбирала для нового дома мебель и обои, словно они были обычной парой, обустраивающей свое жилище, и Тони принес фотографии новейших, самых современных звуковых систем и телевизоров и пообещал, когда они въедут, все установить и привести в рабочее состояние. А когда они с Робертом Маккрамом наконец подписали договор и у дома 41 по Сент-Питерс-стрит сменился собственник, полицейские доставили его в дом, который уже был не его, помогли собрать вещи, погрузили их в автофургон и отвезли в полицейское хранилище, где они лежали до его новоселья. Обычная человеческая доброта этих парней к человеку, попавшему, как выразился Тони Данблейн, в «хрен знает какую передрягу», неизменно трогала его.

Понадобилось почти пять часов, чтобы с помощью Элизабет упаковать вещи Мэриан. Среди них, как оказалось, были спрятаны все фотографии, сделанные им в 1986 году во время поездки в Никарагуа, о которой он написал короткую книгу-репортаж «Улыбка ягуара». И все негативы тоже. (Позднее Салли Райли, коллега Гиллона, которую Мэриан уполномочила забрать ее имущество, вернула еще кое-что — древнюю каменную голову, принадлежащую к цивилизации Гандхара, подарок ему от матери, и сумку фотографий — не из пропавших альбомов, а дубликаты и снимки, не вошедшие в альбомы. Хотя бы эти немногие памятки о его жизни до Мэриан были возвращены. Особенно его порадовали фотографии Зафара в младенчестве и раннем детстве. Но бóльшую часть утраченных снимков — те, что были вклеены в альбомы, — он так и не получил.)

Повседневные трудности продолжались — вернее, продолжалась та уродливая, деформированная повседневность, что навязала ему свои захватнические требования. Эндрю Уайли захотел купить новую квартиру; но когда в правлении жилищного кооператива узнали, что он литературный агент автора «Шайтанских аятов», ему отказали. Голос Эндрю, когда он сообщал ему об этом, пытаясь представить как нечто малосущественное, был как никогда удрученным. Хорошенькая награда за все, что он сделал — и продолжал делать — для своего автора! Впрочем, конец этой истории был счастливым. Получив отказ, Эндрю вскоре нашел другую квартиру, лучше той, и на сей раз кооператив согласился его принять.

И вдруг — бомба. Приехала Хелен Хэммингтон, и из-под бархатной перчатки показался железный кулак. После того как они с Элизабет поселятся в новом доме, полицейская охрана, сказала она, будет снята: заместитель помощника комиссара Джон Хаули не хочет рисковать безопасностью своих людей, поручая им охрану, которая из тайной неизбежно превратится в открытую.

Это было поразительное вероломство. С первого же дня охраны его заверяли, что она продлится до тех пор, пока уровень угрозы, по данным разведки, не снизится до приемлемого. Этого не произошло. Кроме того, именно Хаули и его подручный Гринап предложили, чтобы он купил себе жилье: мол, время для этого настало. Они особо заверили его: если будут установлены адекватные системы безопасности, охрану можно будет продолжать сколько необходимо, пусть даже всем станет известно, что это его дом. Они вынудили его купить обособленное жилье с передним двориком и двумя воротами, одними электронными, другими открываемыми вручную (на случай отключения электричества), с внутренним гаражом, снабженным автоматически управляемой дверью, снаружи деревянной, внутри из пуленепробиваемого металла; его вынудили установить дорогие пуленепробиваемые окна и системы сигнализации, но самое главное — ему пришлось купить дом, в два с лишним раза более вместительный, чем нужно было им с Элизабет, с тем чтобы четверо полицейских — два телохранителя и два шофера — могли в нем ночевать и пользоваться собственной гостиной. На то, чтобы удовлетворить всем требованиям, он потратил огромные деньги и огромные усилия, и теперь, когда все это потрачено и он привязан к месту, ему говорят: «Ну, пока, дружище, мы пошли». Впечатляющая аморальность.