Салман Рушди - Джозеф Антон

И тут, как по заказу, Хелен Хэммингтон все с той же старой песней. Если дом будет засвечен, сказала она, стоимость охраны утроится. «Но по окончательном рассмотрении, имея в виду, что это была ваша просьба, Джо, и исходя из того, что вы понимаете необратимость такого решения, мы готовы согласиться на ваше предложение отозвать группу охраны, и кандидатура Фрэнка Бишопа нами одобрена. Пусть он будет вашим охранником». По крайней мере эта часть была более или менее конструктивной. Но дальше пошло хуже. «Мы не хотим, чтобы на этой вашей антологии стояло имя Элизабет, — сказала она. — Это нас, честно говоря, ужасает. Может быть, еще не поздно это исправить? Убрать ее имя?» Если вам хочется публичного скандала, ответил он, таким способом вы его получите. «За ней могут проследить, — сказал Пол Топпер, новый человек в его охране. — Если бы мне сообщили, что Элизабет живет с вами, я нашел бы вас за одну-две недели, пользуясь услугами одного-двух помощников». Он старался оставаться спокойным. Указал им на то, что, когда его только начали охранять, у него была жена, чье имя все прекрасно знали, чья фотография была на первых страницах всех газет, и тем не менее она свободно приходила в его разнообразные убежища и уходила оттуда, и полиция не видела в этом проблемы. А теперь с ним живет невеста, чье имя не так хорошо известно, чьи фотографии никогда не публиковались. Делать из ее существования проблему нет никакого резона.

После этого он еще много чего сказал. Он сказал: «Я прошу одного — чтобы этой британской семье позволили жить своей жизнью и растить своего ребенка». И он заявил: «Вы не можете требовать от людей, чтобы они перестали быть теми, кто они есть, и делать ту работу, какую делают. Вы не можете рассчитывать на то, что Элизабет уберет свое имя со своей работы, и вы должны примириться с тем, что наш ребенок родится на свет, будет расти, заводить друзей, учиться в школе; он имеет право на сносную жизнь».

«Все это, — сказала Хелен, — обсуждается в министерстве внутренних дел на очень высоких уровнях».

24 мая 1997 года Али Акбар Натек-Нури, «официальный кандидат» на президентских выборах в Иране, потерпел тяжелое поражение от «умеренного», «реформистского» кандидата Мохаммада Хатами. По Си-эн-эн показывали молодых иранских женщин, требующих права на свободную мысль и лучшего будущего для своих детей. Получат ли они это? А он? Решат ли наконец между собой проблему новые лидеры в Иране и Англии? Похоже было на то, что Хатами позиционирует себя как руководителя, подобного Горбачеву, берущегося за реформирование системы изнутри. Это вполне могло свестись к чему-то недостаточному, вроде «гласности» и «перестройки». Ему трудно было возлагать большие надежды на Хатами. Слишком много уже было ложных рассветов.

Во вторник 27 мая в четыре часа дня Элизабет отправилась к своему гинекологу мистеру Смиту. И как только она вернулась домой — примерно в четверть седьмого вечера, — начались очень частые схватки. Он тут же дал знать охранникам, схватил сумку, уже неделю с лишним как собранную и стоявшую наготове у них в спальне, и их отвезли в родильное отделение в крыле Линдо больницы Сент-Мэри в Паддингтоне, где поместили в пустую угловую палату 407, в которой, как им сказали, родила обоих детей принцесса Диана. События развивались быстро. Элизабет хотела обойтись без медикаментов, и, проявляя обычную свою силу воли, обошлась без них — правда, из-за болей временами капризничала, что было на нее не похоже. В затишьях между схватками приказывала ему массировать ей спину, но, едва они начинались, не позволяла до себя дотрагиваться и требовала, чтобы он ушел с глаз долой. В какой-то момент комически воскликнула, обращаясь к акушерке Эйлин: «Меня тошнит от ваших духов, как я их ненавижу!» Милая безропотная Эйлин пошла мыться и переодеваться.

Он посмотрел на часы и вдруг подумал: Он родится в полночь. Но мальчик появился на свет на восемь минут раньше. Милан Лука Уэст Рушди родился за восемь минут до полуночи, вес — семь фунтов девять унций [223] То есть примерно 3 кг 400 г. , с огромными ступнями и ладонями и с полноценной шевелюрой. Роды от начала до конца продлились всего пять с половиной часов. Этот мальчик хотел наружу, и вот он лежал снаружи, скользкий, на материнском животе, длинная сероватая пуповина свободно обвивалась вокруг его шеи и плеч. Его отец снял рубашку и прижал его к груди.

Добро пожаловать, Милан, сказал он сыну. Вот он перед тобой, мир, со всеми его радостями и ужасами, он ждет тебя. Будь в нем. Удачи тебе. Ты — наша новая любовь.

Элизабет позвонила Кэрол, он позвонил Зафару. На следующий день, в первый день жизни Милана, у младенца побывал брат и побывали «названые дядюшки»: Алан Йентоб (изменивший, чтобы приехать в больницу, свой рабочий график на Би-би-си) и Мартин Эмис, который пришел с Исабель, их дочерью Фернандой и своим сыном Джейкобом. День был солнечный.

Сотрудники Особого отдела тоже были взволнованны. «Это наш первый младенец», — сказали они. Никто из тех, кого они охраняли, не становился в это время родителем. Это было первое, в чем Милан оказался первым: он стал Ребенком подразделения «А».

Он помогал Биллу Бьюфорду работать над особым «индийским номером» журнала «Нью-Йоркер», и было решено сделать специальную групповую фотографию индийских писателей. И вот он оказался в студии в Излингтоне в обществе Викрама Сета, Викрама Чандры, Аниты Десаи, Киран Десаи, Арундати Рой, Ардашира Вакиля, Рохинтона Мистри, Амита Чаудхури, Амитава Гоша и Ромеша Гунесекеры. (Никто не мог толком объяснить, почему включили автора со Шри-Ланки — но что в этом было плохого? Ромеш — милый человек и хороший писатель.) Фотографировал Макс Вадукул, и делать это ему было нелегко. Как писал потом Билл, Вадукул «отчаянно пытался затолкать нестройную, непослушную в свою рамку. Результат очень показателен. В стопке фотоснимков мы видим вариации на тему пригашенной паники. В ком-то чувствуется смущение, в ком-то — любопытство, в ком-то — дурашливость». Ему же компания запомнилась как довольно добродушное в целом сборище, хотя Рохинтон Мистри (мягко) и Арду Вакиль (пожестче) критиковали Амита Чаудхури за стереотипный взгляд на парсское сообщество, который Амит выразил в рецензии на одну из книг Рохинтона. Амит один из одиннадцати писателей не пошел потом на обед в ресторан «Гранита» на Аппер-стрит — в тот самый, где Блэр и Браун заключили свой легендарный пакт о лидерстве в Лейбористской партии. Амит сказал потом Биллу: «Я понял, что не вписываюсь в эту группу. Не моя компания». Годы спустя Арундати Рой в интервью Амитаве Кумару призналась, что это была и не ее компания. Вспоминая о том дне, сказала она Кумару, она «посмеивается»: «По-моему, все со всеми были чуточку на ножах. Тут приглушенный спор, там кто-то дуется или бормочет сквозь зубы. Вежливость — прохладная, напускная. Все были немножко не в своей тарелке… Так или иначе, я не думаю, что хоть кто-нибудь на этой фотографии искренне считал себя принадлежащим к одной „группе“ с остальными». Ему, однако, помнилось, что Арундати была настроена весьма дружелюбно и радовалась обществу, в котором оказалась. Может быть, он чего-то не увидел.