Юрий Мажарцев - Дембельский альбом

Наш «Иван Крузенштерн» встал вечером на границе территориальных вод Сенегала перед заходом в Дакар - столицу и главный порт Сенегала. Экипаж собрали на традиционное собрание в кают-компании, где особист традиционно же рассказал нам, что именно здесь и находится центр мирового шпионажа. Заодно, в качестве примера, рассказал о том, что доктор кидается поднимать всяких упавших на улице, как уже было в Греции, не задумываясь о том, что это может быть провокация. Похоже, мой рейтинг в экипаже резко поднялся после этой информации. Затем перед народом встал заместитель командира по науке Феликс Юн - казахский кореец, и рассказал леденящую душу историю, как лет десять назад пароход нашей экспедиции «Полюс» уже заходил в Дакар и так же стоял у границы территориальных вод. Ночью к нему подплыли негры на пироге, срезали и унесли все швартовые концы с кормы. При этом, как потом с ужасом рассказывал вахтенный моторист, вышедший подышать свежим воздухом на палубу и случайно увидевший похитителей, совершенно черный негр (интересно, какой он еще мог быть) замахнулся на него огромным мачете. Отдавать жизнь за имущество, числящееся на боцмане, моторист не решился и тихонько ретировался обратно в машину .

Рассказ заместителя по науке имел успех, но только как очередная морская байка. Особенно невероятно было то, что до парохода надо было плыть около 150 миль (около 280 км). Дело в том, что Сенегал - единственная в мире страна, у которой границы территориальных вод не 12 миль, как у всех нормальных, а 150. И перед заходом суда ложатся в дрейф на этой отметке и запрашивают разрешения на вход в порт. Это, видимо, очень льстит униженным и оскорбленным потомкам черных рабов. Этакая негритянская мания величия. Яркое проявление политики Сенегальского негритюда - негритянского расизма. Бывалые моряки сошлись на том, что негры слишком ленивы, чтобы грести 150 миль на пироге за какими-то швартовыми концами. Поэтому вахты боцман не выставил и бдительности не проявил, поскольку, как и все, решил, что 150 миль от берега - это уже открытый океан. Кто там приплывет? И зря он так решил.

Утром весь пароход очень рано проснулся от страшных матерных выкриков старшего боцмана, причем многие высказывания носили откровенно расистский характер. Самым мягким и интеллигентным в его речи было слово чернож…пый. И даже не выходя на палубу, большинство из нас сразу догадалось - срезали-таки концы мерзавцы-негры, не поленились проплыть 280 км на утлой пироге. Феликс Юн целую неделю ходил героем, а старик-боцман навсегда стал убежденным расистом, потому что стоимость швартовых концов еще долго вычитали из его жалования.

Первое яркое впечатление от Дакара - это приход на борт портовых властей. Я такого количества чиновников в одном месте больше ни разу не видел ни в одном порту мира. Их было человек пятнадцать, поскольку каждый портовый чиновник приволок за собой еще по две-три темных, в прямом смысле слова, личности, или, как он их назвал, ассистента. Чиновники всех слаборазвитых стран одинаковы. Сначала они предъявляют невыполнимые требования, а затем намекают, что вопрос может быть улажен, если проявить некоторую щедрость. Причем намекают это не сами, а через ассистентов. Я теперь знаю, для чего у наших чиновников и депутатов так много помощников. Санитарный врач с двумя помощниками тоже не был исключением. Он гордо вошел ко мне в санчасть, потребовал предъявить все медицинские сертификаты и как начал цепляться к каждой букве! Поскольку санитарный врач опоздал немного, и портовые власти уже без него открыли границу, то я не стал ждать конца его выступлений и прямо спросил, чего он хочет, поскольку я тороплюсь на берег. Для начала он попросил провести его в салон командира, где обычно подписываются все бумаги портовыми властями. Когда он увидел, что все уже ушли, а бумаги подписаны и их держит в руках старпом, задержавшийся в салоне, горю его не было предела. И тут он увидел на столе блюдо с остатками канапе - маленькие бутерброды с печеночным паштетом и копченой колбасой. Не спрашивая нас, он ринулся к нему и стал обеими руками запихивать канапе в рот, просто урча от удовольствия .

При этом дисциплинированные ассистенты стояли и, глотая слюну, преданно смотрели в рот начальнику. Я хочу сказать, что сенегальский санитарный врач здорово мне напомнил некоторых наших выпускников Санитарно-гигиенического института, поскольку те тоже никогда не брезговали ресторанными объедками. Мы со старпомом остолбенели, глядя на эту сцену. Он первым пришел в себя и шепнул мне:

- Слушай, док, возьми у завпрода кило конфет, дай негру и гони его в три шеи, а то он еще начнет переборки жевать, смотри, какой голодный.

Когда портовый санитарный инспектор получил кулек конфет и, от щедрот наших, еще две банки тушенки, он счастливый ссыпался по трапу на берег вместе с ассистентами, и я его больше не видел. Санитарная граница была нам тоже открыта.

Впервые увидел широкомасштабный ченч, так моряки называют меновую торговлю от аналогичного английского слова, которое переводится, как обмен. Офицеры в этом безобразии, запрещенном, кстати, законами всех стран (и отдельно, инструкцией ЦК КПСС), участвовали не сами, а только через подчиненных им гражданских моряков. Зато те ченчили вовсю. Выменивали в основном маски и статуэтки местного производства из так называемого красного или черного дерева - местная пальма или завезенная на судах из Европы в качестве тары сосновая доска, окрашенные в нужный цвет.

У негров огромным успехом пользовались три вещи. Первая из них - хозяйственное мыло. Как я потом убедился в других портах Африки строго определенных размеров куски мыла служат эквивалентом валюты. Вторая - одеколон Шипр. Он имел не менее грандиозный успех - сенегальцы его нюхали, как клей Момент нюхает наша молодежь.

Но особенный успех имел третий объект обмена - офицерская зимняя шапка. Поскольку Родина их выдавала раз в год, то у многих бывалых офицеров этого добра скапливалось в каюте немеряно. За одну единицу (шапка зимняя, мутоновая, с верхом из хромовой кожи) давали сразу несколько масок и статуэток и иногда даже мелкие изделия из слоновой кости. Негры на полном серьезе убеждали, что это и взаправду слоновая кость.

Сенегальцы с утра до вечера бесновались под бортом и на разные лады выкрикивали: Русский, шапка давай, давай шапка! Непонятным было только одно: на фига им меховая шапка, когда здесь в феврале ночью +30, а днем +50! Ответ оказался на удивление прост - в зимней шапке с опущенными ушами очень удобно спать на асфальте: и мягко, и свои уши не пачкаются. Здесь жизнь многих проходит на улице. Здесь их работа, здесь их дом.