Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

На следующий день мы собрались в зале авиационного техникума. Нам предложили альтернативу: работать на заводе или продолжать учебу в техникуме. Впрочем, выбора практически не было. Учеба в техникуме — крошечная стипендия, «служащая» карточка (600 граммов хлеба). Работа на заводе — относительно высокая зарплата и рабочая карточка (800 граммов хлеба). Очевидно, что учиться в техникуме без поддержки родственников невозможно. Мне вообще не на кого было рассчитывать, у моих товарищей, за редким исключением, родственники оставались в оккупированном Ростове.

Почти все пришли к выводу, что нужно идти на завод. Однако дирекция техникума приняла решение о том, что, работая на заводе, мы остаемся студентами техникума и по первой возможности возвращаемся к учебе. Нам даже выдали стипендию за месяц.

На следующий день, после бани и санитарной обработки, заключающейся в пропаривании в автоклавах нашей одежды, к нам пришел представитель завода. Он сказал, что в течение недели нас распределят по цехам, а завтра выдадут продовольственные карточки и окажут материальную помощь.

Действительно, мы получили карточки, а в качестве материальной помощи — телогрейки, «эрзац-ботинки» (брезентовый верх, пришитый к резиновой подошве, даже без подметки). Кроме того, каждый получил по шесть метров белого простынного полотна (бязи).

Я с товарищами тут же отправился на рынок, где продал полотно и купил солдатские штаны галифе, тряпичную шапку и пару портянок. В магазине Военторг, где кроме нашивных петлиц для форменной одежды не было ничего, я увидел на витрине дерматиновые краги. Купив их по дешевке, я решил важную проблему: между штанинами коротких солдатских штанов и ботинками оставался промежуток, который плохо закрывали концы портянок, беспрерывно разматывающихся. Теперь я был обут (почти в сапогах), почти одет (новая телогрейка и ветхое драповое пальто, привезенное из Ростова), но зверски голоден. Единственное пропитание — 600 граммов хлеба по рейсовой карточке и обед в «бегемотской» столовой: жидкий суп из капусты, плавающей в горячей водичке, и на второе — та же капуста, но без водички.

Со следующего дня стало легче: одновременно пользовался рейсовой и рабочей карточками, получая по 1400 граммов хлеба ежедневно. Сейчас трудно поверить, но тогда я был способен съесть обе порции хлеба зараз. Когда талоны рейсовой карточки были израсходованы, стало обыкновением съедать за один прием 800-граммовую пайку хлеба.

Настал день, когда нас распределили по цехам и вызвали на завод. Сейчас он находится в черте города, а раньше — в пригороде, селе Караваеве. За многорядной оградой из колючей проволоки со смотровыми вышками по углам стояли недостроенные производственные цеха, за которыми слышалось монотонное гудение станков. Мне определили должность контролера ОТК (отдел технического контроля) в механическом цеху на участке обработки выхлопных клапанов. Выдали пропуск, номер которого следовало запомнить, так как при выходе с завода его отбирали. Приходя на работу, в проходной нужно было назвать номер, после чего выдавали пропуск, с которым можно было войти на территорию завода. При входе в корпус, в котором размещался нужный цех, пропуск опять отбирали и выдавали вместо него металлический жетон — марку, дававшую право входа туда. Далее, у входа в производственный участок, марка опять отбиралась, и выйти из цеха до окончания смены было уже невозможно. Когда смена заканчивалась, все процедуры выполнялись в обратном порядке.

На моем участке поступавшие со смежного участка грибообразные кузнечные заготовки клапанов, в полости которых был залит натрий, подвергались механической обработке на токарных и шлифовальных станках, после чего поступали далее на термическую обработку. В мои обязанности входило с помощью специальных мерных шаблонов проверять соблюдение проектных размеров, обеспечивая при этом соответствие количества заготовок, поступивших на обработку, количеству деталей, передаваемых далее по технологической линии. Работа была не менее тяжелой, чем у станка: требовалось после контроля качества переносить детали от станка к станку, всю 11-часовую смену на ногах. Выходные дни — один раз в месяц. При переходе от ночной смены к дневной (раз в две недели) происходила «пересменка», тогда продолжительность смены увеличивалась до 18 часов. В недостроенных цехах было холодно, постоянно мучил голод, к концу смены накапливалась усталость.

Раз в смену объявлялся перерыв на обед в столовой, находившейся тут же в цеху. Проглотив обед (чаще всего картофельный суп с сушеной рыбой или щи, на второе — картофельное пюре, политое хлопковым маслом, с кусочком колбасы или котлетой), можно было, положив голову на стол между грязными тарелками, поспать с полчаса.

После окончания смены нужно было атаковать переполненный трамвай, чтобы добраться в свой «бегемот». А там, за оставшееся от суток время, нужно было купить по карточкам хлеб и позаботиться о пропитании. Учитывая, что по карточкам, кроме хлеба, почти ничего не выдавали, добывание еды требовало всевозможных законных и незаконных ухищрений. Законным путем, хотя и самым невыгодным, было продать половину дневной порции хлеба и купить картошки, затем сварить себе картофельный суп.

Иногда вместо полагавшегося по карточкам сахара выдавали в двойном размере пряники. Тогда, наполнив ими наволочку, продавали их поштучно, на вырученные деньги покупали картошку — самый доступный по цене продукт, иногда — пшено. Иногда выдавали селедку, тогда был настоящий пир. Съев селедку, из голов и хвостов варили бульон. Сваренный с картошкой, он напоминал настоящую уху!

К незаконным путям относился следующий. На другой стороне улицы находился магазин, к которому были прикреплены семьи офицеров, служивших в действующей армии. Там выдавали по карточкам продукты, которых в других магазинах не было. На обратной стороне продовольственных карточек прикрепление к этому магазину отмечалось специальным штампом. Мы научились очень искусно подделывать этот штамп и покупали такие продукты, которые можно было продать на рынке. Чаще всего это была коврижка — нечто вроде сдобного пирога. Купив коврижку, ее нарезали на кусочки, которые поштучно продавали на рынке.

Зимой, во время снежной вьюги, трамваи переставали ходить и приходилось добираться до завода или домой пешком, теряя драгоценные часы отдыха и дьявольски замерзая по пути. В такие дни нередко я оставался на заводе до следующей смены, отогреваясь на настиле, проходящем над термическим цехом; туда можно было добраться, не предъявляя пропуск. Иногда просыпался от того, что у меня роются в карманах.