Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

Не подлежит никакому сомнению, что Че на протяжении нескольких месяцев пребывания в Дар-эс-Саламе поддерживал постоянный контакт с Гаваной. Не существует никаких текстов коммюнике или писем, которыми он наверняка обменивался с Фиделем. Сегодня мы достоверно знаем лишь одно — что Алеида, по собственной инициативе Ривальты, смогла совершить тайное путешествие в Дар-эс-Салам через Каир. Ривальта рассказал, что супруги прожили вместе несколько дней в кубинском посольстве, что они разговаривали о детях и Че был счастлив.

Ривальта лично занимался и изменением внешности Че:

“Я отправился на рынок и купил там машинку для стрижки волос, ножницы, расчески и бритву. Стрижка вышла хорошо — я когда-то учился на парикмахера. Закончив, я сунул сигару ему в рот”. Сохранилась фотография, с которой гладко выбритый Че, выглядящий гораздо моложе своих лет, весело смотрит из-за сигары, загораживающей чуть ли не половину лица. Сотрудник кубинского Министерства внутренних дел Эдди Суньол тайно приехал из Гаваны, чтобы завершить трансформацию образа с помощью фальшивых зубов и очков. Когда работа была завершена, Че было совершенно невозможно узнать.

В феврале 1966 года Че написал Ильде, своей старшей дочери, которой уже исполнилось десять лет:

“Дорогая Ильдита!

Пишу тебе сегодня, но это письмо ты получишь значительно позже. Знай, что я помню о тебе и надеюсь, что ты проводишь радостно день твоего рождения. Ты почти женщина, поэтому не могу писать тебе как детям, рассказывая глупости и враки.

Тебе следует знать, что я нахожусь далеко и буду долго отдален от тебя, делая все, что в моих силах, для борьбы против наших врагов. Немного, но кое-что я делаю и думаю, что ты сможешь всегда гордиться твоим отцом, как я горжусь тобою.

Помни, что впереди многие годы борьбы, и даже когда ты станешь взрослой, тебе придется внести свой вклад в эту борьбу. Между тем следует готовиться к ней, быть хорошей революционеркой, а в твои годы это значит много учиться, изо всех сил, и быть всегда готовой поддержать справедливое дело. Кроме того, слушайся маму и не слишком воображай о себе. Это придет со временем.

Борись, чтобы стать одной из лучших в школе. Лучшей во всех отношениях, ты знаешь, что я понимаю под этим: учебу и революционное поведение, иначе говоря, серьезное отношение к труду, любовь к родине, революции, товарищество и т. д. Я не был таким в твои годы, но рос я в другом обществе, где человек был врагом человека. Тебе выпало счастье жить в другое время, и ты должна быть достойной его.

Не забывай время от времени следить за поведением малышей и советовать им учиться и вести себя прилежно. Главным образом смотри за Алейдитой, которая с большим уважением относится к тебе как к своей старшей сестре.

Хорошо, старуха, еще раз желаю тебе провести счастливо твой день рождения. Обними за меня маму и Джинну и прими мое большущее и крепчайшее объятие на все время нашей разлуки.

Твой папа”1.

Вскоре Че распрощался с Алейдой и отправился из Танзании в неизвестном направлении. Прощальная весть от него появилась в послании, которое он направил в адрес Конференции трех континентов, состоявшейся в Гаване в январе:

“В Конго идет борьба между преемниками Лумумбы и бывшими подручными Чомбе, борьба, которая в настоящее время, кажется, ведется по переписке, к радости тех, кому удалось ради собственной выгоды умиротворить значительную часть территории страны. Но вероятность войны все еще сохраняется”.

Автору хотелось бы еще раз обратиться к словам Че. Невозможно подделаться под его повествовательную интонацию, его невероятную искренность, его саркастический юмор. Тем не менее, как и очень многие другие документы такого рода, дневники Че, которые он, вероятно, вел после отъезда из Африки - гипотетические "Пражские дневники", - не были опубликованы, если, конечно, они еще существуют. Кроме того, мы должны указать на то, что кубинские историки избегают образа удрученного и угнетенного Че, как смертельной заразы. О "холодном" периоде, протянувшемся от конца марта (или немного ранее) до июля 1966 года, было написано, если вообще что-то было, очень мало. Поэтому единственный оставшийся выход состоит в том, чтобы попробовать реконструировать эту первую "Пражскую весну" по рассеянным и очень разнообразным фрагментам информации.

Покинув Африку, Че отправился в Европу, в место, где он мог пребывать в полной тайне. Он ожидал возобновления неоднократно откладывавшейся латиноамериканской операции; в этом случае "Андский проект" был бы, несомненно, тоже возрожден.

Оскар Фернандес Мель, врач, старый товарищ Че по оружию, видел его в марте 1966 года в Дар-эс-Саламе, а несколько позже, возвращаясь на Кубу, встретился в Каире с Алейдой, которая ехала в Танзанию, чтобы тайно увидеться с мужем.

Если Фернандес Мель не ошибается, то именно март оказался тем месяцем, в котором Че от жара лихорадки после поражения перешел к холодным расчетам нового плана. (Если же правы кубинские историки Адис Купуль и Фройлан Гонсалес, то поворотный момент состоялся на несколько месяцев раньше.) В том же марте Че отправил капитана Мартинеса Тамайо в Боливию, чтобы восстановить сеть опорных пунктов, организованную там активистами молодежного движения. Но, или тогда,, или чуть позже, Эрнесто Гевара снова инкогнито покинул Танзанию и через Каир и Белград отправился в Прагу.

Мануэль Пиньеро поручил Улисесу Эстраде задание, которое можно было бы сформулировать как "доставку Че в безопасное место, где он будет находиться до тех пор, пока не решит, что ему Дальше делать". Этим безопасным местом была маленькая квартирка в Праге. Всю ее обстановку составляли несколько кроватей и кухонный стол. Дни там тянулись медленно. Че едва не сошел с Ума, когда прочел все имевшиеся книги и был вынужден перейти к решению в одиночестве шахматных задач.

Гарри Вильегас и Карлос Коэльо, его телохранители и неотступные дружественные тени, были вместе с ним. Отчеты за тот период поступали от имени Вильегаса; он хорошо запомнил, как они проводили значительную часть тех дней, бродя по этому прекрасному городу, словно одержимые, несмотря на пронизывающий холод. По крайней мере, климат Центральной Европы не провоцировал у Че астму. По соображениям безопасности они питались в ресторанах как можно дальше от центра города.

Секретность была полная. Че испытывал глубокое недоверие к этой стране и настаивал на отсутствии всякого общения с ее секретными службами. Он часто говорил: если бы они выяснили, что он находится у них, то это сразу же стало бы известно ЦРУ. Поэтому вся операция осуществлялась одними кубинцами. Гева-ра часто обменивался письмами с Фиделем. Однажды он ускользнул от своих телохранителей и отправился в кино, где в почти пустом зале смотрел фильм "Олимпийские игры в Токио", содержание которого он мог понять, хотя текст шел на чешском языке.