Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

Ежемесячная сводка новостей, составленная Че в июле, была также выдержана в очень холодном тоне, но он снова упомянул об изоляции как, скорее, о проблеме организации сети Ла-Пас — Гавана, чем о проблеме политической. Как ни странно, именно в это время три наиболее заметных левых группы в Боливии (БКП, прокитайская коммунистическая группа во главе с Саморой и троцкистская ПОР, которой руководил Лора), несмотря на все свои различия, объявили о своей поддержке партизанского движения и согласились на то, что их члены могли в индивидуальном порядке присоединяться к партизанам. Причиной этого явился энтузиазм, возникший после военных успехов партизан и репрессивной ответной реакции хунты.

Истинной реальностью было то, что за пределами страны легенда о партизанах разрослась до общеконтинентальных размеров: “Онганиа закрывает границы [21], а в Перу сохраняется состояние повышенной боевой готовности”. Но снаружи не было видно слабости групп, их потерь, отрыва от арьергарда, нежелания кампесинос присоединяться к партизанам.

Че также дал оценку зрелости боевой группы: “нравственный и боевой опыт партизан совершенствуется с каждым боевым столкновением, Орландо Хименес и Хаиме Арана все еще слабоваты” и неравноценность армейских сил: они “все еще не научились попадать в цель, но есть подразделения, которые кажутся более боеспособными”.

Но теперь перед группой возникла новая важнейшая задача, отодвинувшая на второй план и восстановление контакта с внешним миром, и вербовку новых бойцов: возникла настоятельная необходимость вернуться в пещеры на старую базу, чтобы возобновить запас медикаментов и снаряжения, утраченных во время последней стычки, а также и лекарств от астмы. “Астма плохо сказывается на мне, а я использовал последнюю дозу противоастматической инъекции. У меня остался только запас таблеток на десять дней”.

Раненым становилось лучше. 3 августа Че записал в дневнике: “Мы медленно продвигаемся вперед. Нет никаких новостей. Пачо поправляется хорошо. Мне, с другой стороны, становится все хуже. И день и ночь оказались для меня очень тяжелыми, и я не вижу в ближайшей перспективе никакого выхода из этого состояния. Я попробовал сделать внутривенную инъекцию новокаина — без малейшего эффекта”. Пачо: “Че перестал есть, съел только кучку зерна, как лошадь; он очень плох от болезни, которая усиливается с каждым днем, несмотря на уколы”. Еще через два дня Че написал: “Моя астма совершенно безжалостна. Несмотря на все мое нежелание разделяться, я был вынужден выслать группу вперед. Добровольцами вызвались Дариэль Аларкон и Марио Гутьеррес”.

И в довершение всех бед на следующий день при подъеме на холм Че сбросила лошадь. Он лежал на земле, запутавшись в стремени, и не мог дышать из-за мучительного приступа астмы. Несмотря на опасность, он не мог откладывать решение. 7 августа: “Моя астма все в таком же состоянии, но лекарство кончается. Завтра я приму решение по поводу отправки группы на реку Ньянкауасу. Сегодня исполнилось ровно девять месяцев с момента нашего прибытия и создания партизанской группы. Из первых шести человек двое мертвы Мартинес Тамайо и Коэльо, один потерялся Васкес Вианья к тому времени тоже погиб, но Че не знал об этом и двое раненых Пачо и Вильегас. И еще есть я, с астмой, с которой не могу справиться”. Очевидно, что Че, обычно стоически переносивший любые трудности, был в это время очень плох.

Примерно в это же время президент США Линдон Джонсон получил меморандум ЦРУ, в котором оценивалось положение партизан. В документе утверждалось, что в Боливии действовала группа, состоявшая из примерно ста человек, преимущественно боливийцев, при участии нескольких кубинцев. Эта группа была хорошо обучена и дисциплинированна, имела лучшее руководство и оснащение, чем плохо обученная и организованная боливийская армия. В отношении участия Че в действиях партизан все еще преобладало скептическое отношение, поскольку аналитики ЦРУ рассматривали достоверность единственных источников сведений о его присутствии (Дебрэ и Бустос) как весьма сомнительную, а собственной информацией о присутствии Че в Боливии они не располагали. Руководство ЦРУ продолжало считать, что Че умер на Кубе.

Из меморандума было видно, что поведение боливийских союзников вызывало недовольство правительства Соединенных Штатов. Особенно их раздражал собственной персоной президент Баррьентос, единственная стратегия которого состояла в том, чтобы добыть у американцев как можно больше военного снаряжения. Американские аналитики критически относились также и к боливийским вооруженным силам. Солдаты постоянно демонстрировали свою неумелость, агрессивно вели себя по отношению к гражданскому населению, терроризировали горожан, приставали к женщинам и в целом производили крайне неблагоприятное впечатление, в отличие от хорошо дисциплинированных партизан. Документ утверждал, что ничего из имеющихся данных не говорило о возможности скорого разрешения партизанской проблемы.

Неделей раньше в аэропорту Ла-Паса высадилась новая группа агентов ЦРУ. Ее возглавлял Феликс Родригес, кубинский эмигрант, принимавший участие в грязной войне против Кубы и в боевых действиях во Вьетнаме. Им предстояло работать непосредственно с боливийской военной разведкой, используя боливийское военное обмундирование и документы.

8 августа Че провел со своими людьми критический разбор ситуации:

“Я собрал всех вместе и сделал резкие заявления: мы находимся в трудном положении. Пачо поправляется, зато я превратился в человеческую развалину, и эпизод с кобылкой в припадке отчаяния он ударил ее ножом в шею показывает, что я время от времени теряю контроль над собой. Положение изменится, но все мы должны преодолеть сложившуюся ситуацию, и тот, кто не чувствует себя способным к этому, должен об этом сказать. Сейчас одно из тех времен, когда принимаются крупные решения. Этот способ борьбы дает нам возможность стать революционерами — высший ранг в человеческой иерархии, но также позволяет нам получить степень людей. Те, кто не может достичь хоть одного из двух этих состояний, должны сказать об этом и выйти из борьбы.

Все кубинцы и некоторые из боливийцев решили держаться до конца”.

Некоторые из партизан принялись ругать всякие мелочи, Че вмешался снова.

“Я прекратил обсуждение, сказав, что здесь зашли дебаты о двух вещах совершенно разного порядка: одна — хотят или не хотят люди продолжать борьбу, а другая — ссоры и проблемы внутри группы, которые умаляют величие главных решений”.

В то время партизаны медленно, с трудом прорубали себе путь через джунгли, покрывавшие горные хребты, убивая лошадей для еды. По радио они услышали о том, что один из партизан Вило Акуньи, Антонио Хименес, был убит при попытке пробиться сквозь армейский кордон. После гибели Антонио на стенах домов его родного города Тараты появилось множество восхвалявших его надписей. За этой акцией последовали серьезные репрессии со стороны властей. Партизаны вызывали большие симпатии у населения, но не могли извлечь из них пользу: зона их политического влияния находилась слишком далеко от географической зоны их действий.