Жак Аттали - Карл Маркс: Мировой дух

Любопытно, что он пишет не на основе собственных впечатлений — а он пережил в Германии необычайный год, — а на основании того, что лишь мельком видел в Париже. Потому что по-прежнему верит, что судьба Европы решится во Франции, а не в Пруссии. И потому что думает, что еще возможно восстановить свободы Второй республики, и не ждет никаких перемен по ту сторону Рейна.

С января по октябрь 1850 года, выживая в крайней нищете лишь благодаря щедрости Энгельса, Маркс сумел подготовить к печати и выпустить четыре номера «Новой Рейнской газеты». В них были помещены четыре его статьи, посвященные революции 1848 года во Франции: «Поражение в июне 1848 года», «13 июня 1849 года», «Последствия 13 июня» и «Наполеон и Фуль». Как и прежде, Женни обсуждала с ним и комментировала его мысли, переписывала его неразборчивые рукописи и, надеясь хоть на какое-то вознаграждение, посылала их во Франкфурт к издателю. Эти статьи выйдут одной книгой только после смерти Маркса под заглавием «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.».

Знаменательное событие: теорию классовой борьбы, изложенную в «Манифесте», впервые применили к историческим событиям. Впервые, таким образом, была проанализирована попытка захвата власти. Это позволило Марксу дать экономические и социальные объяснения революции 1848 года и избранию Луи Наполеона Бонапарта, особенно массовому голосованию за него в сельской местности. Карл пришел к выводу, что самодержавная власть усилится повсюду в Европе и, разумеется, Луи Наполеон постарается остаться у власти по истечении срока своих полномочий через полтора года. Чтобы этого избежать, нужен союз между еще столь немногочисленным рабочим классом и столь многочисленным крестьянством, то есть между городом и деревней, а уже не между буржуазией и рабочими (как хотелось Марксу в 1848 году в Кёльне), преследующими столь противоположные цели. Однако это сближение кажется ему маловероятным, поскольку крестьяне-бонапартисты не сознают, что тоже являются жертвами капиталистической эксплуатации, что «эксплуатация крестьян отличается от эксплуатации промышленного пролетариата лишь по форме. Эксплуататор тот же самый — капитал. Отдельные капиталисты эксплуатируют отдельных крестьян посредством ипотек и ростовщичества; класс капиталистов эксплуатирует класс крестьян посредством государственных налогов».

Отныне Маркса всю жизнь будет преследовать крестьянский вопрос, столь важный из-за количества сельского населения и столь сложный для включения его в модель капитализма из-за крестьянского мировоззрения и самой природы сельского труда. Однако, по Марксу, при отсутствии союза классов Луи Наполеон Бонапарт наверняка продлит свое пребывание в Енисейском дворце, где он только что поселился и откуда управлял все более и более самодержавно.

Во второй и третьей статьях Карл дал новое название этому союзу между всеми жертвами капитала, союзу, к которому он призывал всей душой. Он впервые использовал этот термин — «диктатура пролетариата». До сих пор он, как мы видели, упомянул лишь раз, в одном письме за прошлый год, о «временной диктатуре», необходимой для перехода к демократии. Эта диктатура особого рода, поскольку, в его представлении, она прекрасно сочетается с сохранением инстатутов парламентской демократии, большинство мест в которых будет принадлежать ассоциации производителей, а именно ее Маркс хочет видеть у власти. Употребляемое им слово «диктатура», которое, как мы увидим, будет так превратно истолковано, означает попросту политическую власть, осуществляемую подавляющим большинством населения, и это подавляющее большинство должно будет решительно править, сообразуясь со своими интересами, не идя на компромисс. Позднее он уточнит это при драматических обстоятельствах.

Ни один из четырех номеров «Новой Рейнской газеты» не вызвал никакого отклика. Издание продавалось очень плохо. В Германии его распространением занимались редкие книготорговцы (разумеется, находившиеся под надзором полиции), а подписка стоила очень дорого. В Лондоне его покупало мало людей, так как Карл, по своему обыкновению критикуя других эмигрантов, отбил у многих из них охоту читать свою газету. Эти ссоры — не лучший способ найти средства для содержания семьи и распространять свои идеи.

Он вернулся к теме этих статей в нескольких речах, произнесенных перед последними уцелевшими членами Союза коммунистов, а потом, в марте 1850 года, в работе, помпезно озаглавленной «Обращение Центрального комитета к Союзу коммунистов». Там он впервые высказывает идею об «эволюции революции», «непрерывной (перманентной) революции», которая станет мировой под руководством «партии», представляющей рабочий класс и отличной от буржуазных партий. Впервые он подчеркивает необходимость образовать самостоятельную партию рабочего класса для победы на выборах: «В то время, как демократические мелкие буржуа хотят наиболее быстро закончить революцию, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциации пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьются настолько, что конкуренция между пролетариями этих стран прекратится, и пока, по крайней мере, решающие производительные силы не будут сконцентрированы в руках пролетариев. Вместо того чтобы еще раз стать опорой буржуазной демократии, рабочие, прежде всего союз, должны работать над созданием отдельной организации, тайной и публичной — рабочей партии. И делать из каждой коммуны центр и ядро рабочих объединений, где положение и интересы пролетариата будут обсуждаться независимо от буржуазных влияний».

Теперь Маркс беспрестанно будет говорить об этой «партии» как о реальности, хотя ее пока еще не существует. Всемирная, вездесущая партия, объединяющая всех борцов за свободу, — мировая партия мирового духа. Впоследствии Маркс скажет, зачем ему требовалось говорить всем и каждому об этой концепции — чтобы выкристаллизовать общие чаяния и придать форму совместным действиям, сделать так, чтобы это стало реальностью двадцать пять леї спустя. Как будто он хотел создать действительность из слов — силой духа. Другие станут смотреть на него как на фантазера, придумавшего себе власть, учеников, подчиненные ему организации. На самом деле в большинстве своем его помыслы превратятся в реальность, весьма далекую от той, которую он представлял себе и описывал.

Так он осуществлял свою стратегию (или свою мечту?) — создавать повсюду партии рабочих, но партии открытые, не подпольные, и вступать там, где это возможно, в демократическую игру. Он мыслил в глобальных масштабах, и ему было совершенно неважно, что сам он вынужден оставаться в Лондоне. «Я гражданин мира и работаю там, где нахожусь», — скажет он.