Жан Тьерио - Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

Быть может, самое главное в фильме то, что он заканчивается гимном Великобритании, гимном во славу великой страны. Прибывшие из разных уголков королевства и даже из ее заморских территорий (например, из Леванта) молодые люди, слившиеся с нацией по своей воле и желающие прежде всего служить именно нации, а не себе, сумели совершить немыслимое и невозможное: выиграть самые престижные соревнования Олимпийских игр. Они представляли собой средоточие британской нации, ее сгусток, о чем мечтала Маргарет Тэтчер: о братстве всех талантов, собравшихся под сенью «Юнион Джека» [130] Кстати, об этом она просила Альфреда Шермана в Центре политических исследований: «Думайте о невозможном, и я сделаю возможным немыслимое». .

«Это маленький шажок для Маргарет Тэтчер и гигантский шаг для женщин» [131] Это явный парафраз слов, произнесенных Нейлом Армстронгом, когда он впервые ступил на Луну, только он говорил о гигантском шаге для человечества; эта фраза не была экспромтом, ее заранее сочинил известный драматург Артур Миллер. — под такой шапкой вышла газета «Гардиан» 4 мая, в тот день, когда Маргарет вошла в дом 10 по Даунинг-стрит. Но Маргарет не слишком гордилась тем, что ее шаг к власти, оказывается, был гигантским шагом для всех женщин. Участь женского пола как такового была ей по сути безразлична [132] Кстати, Маргарет только пожала плечами, когда один из журналистов провел параллель между ее избранием и битвами миссис Панкхерст, знаменитой суфражистки начала XX века. . Ее дело — это судьба Великобритании, страны с явной поломкой механизма, которую надо вновь завести и заставить двигаться вперед; ее дело — это судьба старой империи, оказавшейся на самом краю отсталости или недоразвитости, страны, обладавшей когда-то трубным гласом, а теперь пребывающей среди стран, принужденных к молчанию.

Пресса, зарубежные средства массовой информации на все лады комментировали тот факт, что женщина впервые стала главой правительства крупной демократической страны Запада, но не могли оценить всей важности этого события, казавшегося кое-кому анекдотическим, не понимали, что перевернута страница истории, что пропитанные духом социализма послевоенные мечты вскоре будут зарыты на кладбище мертвых идей и что именно Маргарет выступит в роли могильщика. Тридцать лет спустя ее идеи, пусть и в смягченном виде, завоюют мир. Соединенные Штаты вернутся к либерализму. Всемирная торговая организация так или иначе станет всем навязывать принципы свободной торговли, Центральный Европейский банк провозгласит эпоху правления ортодоксального монетаризма, а устаревшие идеи кейнсианства станут всего лишь прихотью чудаков.

Однако в тот момент Маргарет вступила в управление страной, находившейся на грани коллапса. Чтобы облегчить нашу задачу, мы отдельно рассмотрим ее искусство ведения государственных дел и ее искусство внешней политики. Она возложила на себя обязанности прямо-таки с воинственной решимостью. «Я не могу выносить, — заявила она на следующий день после выборов, — зрелища Великобритании, клонящейся к упадку <���…>. Нашему поколению не дано будет создать новую империю <���…>, но нам дано будет положить конец трем десятилетиям отклонения от истинного пути, трем десятилетиям капитуляции». В глубине души Маргарет полагала, что она одна могла сказать «нет» неумолимому и безжалостному ходу вещей. Кстати, Маргарет без прикрас пишет об этом в мемуарах и вспоминает слова первого из Питтов, лорда Чатама [133] Питт Уильям Старший, граф Чатам (1708–1778) — премьер-министр Великобритании в 1766–1768 годах. — Прим. ред. : «Я знаю, что могу спасти мою страну и что никто другой не может этого сделать». Она признает, что так говорить несколько самонадеянно, но допускает, что ее веселость и возбуждение проистекают из «внутренней убежденности». Итак, в короткий срок она должна сформировать свое правительство, свой кабинет, который будет наилучшим барометром соотношения сил в Консервативной партии. В правительстве у нее будет всего лишь несколько ярых сторонников, и это свидетельствует о том, что в 1979 году «тэтчеризм» был всего лишь слабым, хрупким зародышем, способным погибнуть при любых осложнениях.

На первый взгляд правительство Маргарет Тэтчер ничем не отличалось от предыдущих правительств консерваторов [134] Кабинет или правительство как коллегиальный орган занимает особое место в конституционном здании Великобритании. Премьер-министр официально является «первым среди равных», но на деле с середины XX века его превосходство над остальными становится все более очевидным. . В нем было шесть бывших итонцев [135] Имеются в виду выпускники Итона, как называют Королевский колледж, расположенный в небольшом городке Итоне неподалеку от Виндзора; Итон, прозванный «фабрикой джентльменов», — одно из самых привилегированных учебных заведений для детей британской аристократии. — Прим. ред. , три баронета, два наследственных лорда. Все действующие министры были выходцами из Оксфорда, за исключением одного. Он и сама Маргарет оказались единственными, кому не довелось посещать паблик скулз. В социальном плане правительство почти заслуживало той ужасно снобистской и вместе столь «британской» фразы, которую произнес Гарольд Макмиллан однажды у себя в клубе: «У мистера Эттли было только три бывших итонца, а у меня — шесть. Итак, дела при консерваторах обстоят в два раза лучше».

В политическом смысле в правительстве Тэтчер не было ничего революционного. Маргарет отдавала себе отчет в соотношении сил. Большинство важных постов занимали бывшие «хитовцы», то есть члены правительства Хита и его сторонники, весьма далекие от тэтчеровского радикализма. Из двадцати двух членов правительства преданных и ярых сторонников Маргарет было всего лишь пять человек. Так как она полагала, что экономика — это сердце ее программы, то она приберегла для своих сторонников портфели экономического сектора, а другим оставила право мечтать об осуществлении всяческих «великих проектов и планов», каковые в любом случае не могут быть воплощены в жизнь из-за отсутствия финансирования.

Ко всеобщему удивлению, Казначейство не досталось Киту Джозефу, ментору Маргарет, ее гуру, как его называли некоторые. На этот пост Маргарет назначила Джеффри Хау, бывшего «хитовца», но строгого защитника ортодоксальной веры в монетаризм, являвшегося умеренным монетаристом. Это назначение Маргарет долго и тщательно обдумывала. Хау нравился представителям различных консервативных кругов. Со своим красноватым цветом лица, с крупными очками и со своей нарождающейся полнотой он действовал на многих успокаивающе. Можно было подумать, что перед вами Джон Булль собственной персоной, типичный английский сквайр, словно сошедший с гравюры Эллиотта. У Джеффри Хау было достаточно врожденной благовоспитанности и изысканности, чтобы очаровать пэров, достаточно добродушия, чтобы сглаживать острые углы радикальной политики, и к тому же у него был достаточно крепкий позвоночник, чтобы держаться прямо во время бури или кризиса. «У него были особая жилка, особый нюх, — пишет Маргарет в мемуарах, — которые и помогли ему стать превосходным канцлером Казначейства. Именно ему приходилось принимать самые трудные решения. Он ни разу не дрогнул. По моему мнению, это были его лучшие годы в политике».