Борис Ефимов - Десять десятилетий

У Прута был удивительный дар владеть аудиторией, независимо от того, был ли перед ним многолюдный зал или один-единственный собеседник. Знаю по себе: любая встреча с ним, пусть самая кратковременная и случайная — на улице, в вестибюле клуба, в метро, — приносила что-то новое, любопытное, забавное и всегда поднимала настроение. Еще бы! У него каждый раз было, что рассказать, что вспомнить, чем рассмешить или ошеломить. Чего только этот человек не знал, чего только не видел, при чем только не присутствовал. Впрочем, с одной маленькой поправкой — он иногда давал простор своей фантазии, желая развеселить собеседника, если замечал его плохое настроение. Однажды, помню, чем-то озабоченный, я с ним встретился в ЦДЛ.

— Чем вы так расстроены, Боря? — спросил он.

— Есть причины, — неохотно ответил я.

Он внимательно на меня посмотрел.

— А я с банкета в посольстве Ирана, — сказал он. — Между прочим, там у меня за столом был забавный разговор. Я сидел рядом с очень симпатичной дамой из Тегерана. Завязался эдакий светский разговор. Я изо всех сил изображаю из себя джентльмена, чокаюсь с ней элегантно, отставляя мизинец от бокала, и между прочим, делаю ей комплимент: «Мадам, наверно, пользуется у себя в стране большим успехом?» И представьте себе, Брря, она мне отвечает, довольно печально: «Нет, вы знаете, я никаким успехом не пользуюсь». Я, Боря, изобразил крайнее удивление: «Что вы, мадам, этого не может быть!» На что она мне так же печально отвечает: «Видите ли, у нас в Иране мужчины любят у женщины большой жопф. А у меня, как видите, нет большой жопф».

Я громко расхохотался, забыв про свое плохое настроение. Прут посмотрел на меня без улыбки и добавил:

— Вот такие нравы, Боря.

Шутники утверждали, что Прут только потому не участвовал во взятии Бастилии, что случайно опоздал родиться к этому событию, а иначе был бы в первом ряду штурмующих парижскую крепость-тюрьму. А брать Зимний дворец в дни Октябрьского переворота пришлось без Иосифа Леонидовича по той уважительной причине, что он был очень занят в другом месте — в составе Русского экспедиционного корпуса воевал во Франции под Верденом, за что, кстати, был удостоен воинских наград, и русской, и французской.

Слушая Прута, я никогда не был уверен — где подлинные факты, а где — богатая и веселая фантазия. В нем было причудливое сочетание того и другого. Однажды со мной поделился Леонид Утесов — верить или не верить Оне, когда тот ему рассказал следующее: «Стою я как-то на карауле, проходит группа офицеров. И вдруг один из них кричит мне: «Жозеф! Что ты тут делаешь?» Я вглядываюсь — принц Конде!»

— Как вы думаете? — спрашивает меня Леонид Осипович. — Это может быть? Не врет ли он?

— Не знаю, Леонид Осипович. С Прутом все возможно, — нерешительно ответил я.

И действительно, когда как-то Оня упомянул, что он в приятельских отношениях с дочерью известного греческого миллиардера Онассиса (того самого, который женился на вдове президента Джона Кеннеди Жаклин), я решил, что это чистейшая выдумка. Попросту говоря — вранье. А это оказалось чистейшей правдой. И когда дочь Онассиса приехала в Москву, чтобы выйти замуж за некоего полюбившегося ей советского гражданина, то Оня Прут, как ближайший друг, был свидетелем при регистрации брака, что стало тогда в Москве злобой дня.

Надо к этому добавить, что соответствуют действительности и военные эпизоды биографии Прута. Оня навоевался вдосталь — и в Гражданскую войну, в Первой Конной армии Буденного, и в Великую Отечественную, протопав нелегкими фронтовыми дорогами от Москвы до Праги, вернувшись домой с боевыми орденами и медалью «За отвагу».

Оню Прута окружала какая-то особая аура общительности и дружеского контакта с людьми, живого, непринужденного, веселого. Интересно, что эта добрая аура способна была проявить себя заочно, без присутствия самого Прута. Происходило это примерно так: идет вялая скучная беседа между двумя малознакомыми собеседниками. Но вот один из них случайно вспоминает какую-то шутку или анекдот Прута.

— Как?! — взвизгивает другой. — Вы знаете Оню Прута?!

— А кто же его не знает? — удивляется первый.

И вот уже скуки как не бывало. Лица засветились улыбками, и собеседники, перебивая друг друга, вспоминают различные прутовские байки, реплики, анекдоты, «случаи из жизни».

— А это вы знаете? — спрашивает кто-нибудь из них. — Председатель Дома кино Пырьев очень строго следил, чтобы на киносеансы проходили только члены Дома. Он сам становился у входа и требовал предъявления членских билетов. К двери подходит Прут. «Член Дома?» — строго спрашивает Пырьев. «Нет, с собой», — невозмутимо отвечает Оня. Общий хохот, сконфуженный Пырьев куда-то исчезает.

Собеседники разражаются веселым смехом. Сам того не зная, Оня Прут объединил и подружил их своей веселой аурой.

Мы были с Прутом почти ровесники — разницу в возрасте составляли всего три месяца. При этом «в пользу» Прута — он был моложе. А ушел он из жизни тоже необычно, по-прутовски — сразу после яркого, интересного выступления на совещании писателей, пишущих на темы о пограничниках, созванном по его же замыслу в городе-герое Бресте.

Кто знает? Может быть, его мятежной душе предстоят новые перевоплощения.

Но для нас, современников его и друзей, он навсегда останется все тем же неугомонным, кипучим, добрым, веселым и уникальным Оней Прутом.

Теперь о другом «столпе» ЦДРИ — Сергее Образцове.

Мы, старые москвичи, хорошо помним, какой огромный успех у театрально-художественной Москвы завоевал за короткое время молодой актер МХАТа Сергей Образцов, появлявшийся на концертах и праздничных вечерах с маленькой портативной ширмой, над которой забавные куклы проделывали настоящие чудеса в его искусных руках. Аудитория буквально стонала от хохота, когда эти куклы исполняли старинные романсы, оперные арии, всевозможные пародии и интермедии. Это было необычайно смешно, остроумно, талантливо.

…Я размышляю над жизненными парадоксами: наверно, в почтенной семье крупного ученого, выдающегося деятеля науки, профессора Владимира Образцова возникло немалое огорчение и даже переполох, когда выяснилось, что любимый сын Сережа, вместо того, чтобы пойти по стопам отца по научной части, неожиданно потянулся к актерской профессии. Это было бы еще полбеды, поскольку он вышел на сцену всеми уважаемого Московского Художественного театра, но оказалось — о ужас! — что он одновременно стал эстрадным кукольником, чем-то вроде балаганного Петрушки. Чуть ли не ярмарочным скоморохом… И кто мог предвидеть, что в будущем не станут говорить: «Знаете, Сергей Образцов — это сын известного ученого профессора Образцова», а скажут: «Вы знаете, профессор Образцов — это отец знаменитого кукольника Сергея Образцова». Но Сергей Владимирович был не только кукольником — его талантов не счесть. Он был артистом, певцом, художником, музыкантом, писателем, режиссером, организатором, общественным деятелем, строителем, архитектором, публицистом.