Ирина Голицына - Воспоминания о России (1900-1932)

Ничего лучше нельзя было себе представить. Красивая река, к которой спускалась узенькая дорожка, а сзади дома лес, тянувшийся на сотни и сотни верст. Я думаю, только в России бывают такие леса. Он был как океан, глубокий и дикий. Заблудиться в нем можно было навсегда. По краю леса были расставлены предупреждения, сообщающие, что нужно делать, если заблудишься. «Не старайся найти дорогу обратно. Оставайся на одном месте. Найти тебя будет проще, если ты не будешь передвигаться с места на место».

В таком лесу были и другие опасности. Можно было повстречаться с волком или медведем! Ну, а опушка этого леса была рядом с домом, можно себе представить, каким воздухом мы дышали. Приятный запах деревьев и трав, их свежесть и чистота проникали в нас и давали энергию и здоровье, в которых мы очень нуждались. Уже через несколько дней мы чувствовали себя совершенно по-другому.

Ники однажды заблудился в лесу. Он пошел прогуляться один и на обратном пути решил срезать угол. Он хорошо ориентировался в лесу и пошел по тропинке, которая вела в нужном направлении. Через некоторое время она исчезла. Он шел и шел, но вместо того, чтобы выйти на опушку леса, оказался в чаще, где деревья стояли близко друг к другу, было сумрачно и трудно пройти между ними. Тогда он понял, что заблудился, повернул назад в надежде найти тропинку, по которой шел, но это ему не удалось. Он заметил, что время близится к закату. Он помнил, где находилось солнце, когда он вышел из дома, и понял, что пока оно еще на небе, надо идти от него. Ему приходилось спешить, а это было не просто из-за деревьев и ветвей, но в конце концов он вышел к опушке.

Я удивлялась, почему его нет так долго, к счастью, мне не приходило в голову, что он заблудился. Я пошла вдоль берега Камы, чтобы встретить его, и увидела его выходящим из другой части леса. Когда Ники сказал, что заблудился в лесу, я очень взволновалась, но он успокоил меня. Если он сам и был напуган, то не показал этого. Он никогда не показывал своих чувств. Его брат говорил, что у Ники не нервы, а веревки. В этом он был полной противоположностью мне. Первая английская фраза, которую я узнала от своей гувернантки, была: Irina, control your emotions (Ирина, контролируй свои эмоции).

Наши хозяева были милыми людьми, они часто приглашали нас к ужину и провести с ними вечер. По понедельникам мы должны были ездить в Пермь, чтобы, как обычно, отметиться в ГПУ, а потом снова возвращались в Курью до следующего понедельника. Были дни солнечные и дождливые, но всегда свежесть воздуха окружала нас, куда бы мы ни пошли.

Потом пришло время грибов. Там было очень много лисичек. Мы приносили грибы домой, и няня готовила из них вкусные блюда. Они были хорошим подспорьем, так как с деньгами у нас было туго. Грибы полезны, питательны и, кроме того, давали нам возможность сэкономить деньги. Иногда мы собирали и ягоды.

Пришли вести от матери и бабушки, а также из Лондона, и мы знали, что там всё в порядке. Так прошло лето и очень скоро наступила осень. Люди возвращались по домам в город; пришла и наша очередь. Ники и няня оставили меня с девочкой еще ненадолго, и наши хозяева пригласили меня вниз, пожить с ними, пока приготовят всё в городе к нашему возвращению. Потом няня приехала, чтобы забрать меня, и мы снова начали жизнь в нашем собственном доме. Мое время приближалось. Я чувствовала себя отяжелевшей, и все задавали мне один и тот же вопрос: «Кого вы хотите?» Я всегда давала один и тот же ответ: «У меня будет сын».

Наконец наступил декабрь. Я ждала ребенка в любой момент и волновалась. Если бы он родился 6-го, его назвали бы Николаем, а я хотела, чтобы он был Дмитрием, в честь моего отца, которого так любила. Родись он в день святого Николая, это было бы невозможно. Так что канун 6-го я провела в волнениях. 6-е прошло спокойно и только 9-го вечером я почувствовала внезапную боль. Опять глухой ночью мы шли, высматривая извозчика. Наследующий день, 10 декабря 1927 года в 15.40 родился наш сын Дмитрий.

Следующий, 1928-й год был для нас снова трудным. Новый поворот в экономике привел к тому, что предметов первой необходимости стало недостаточно, и цены взлетели. Наши доходы не выросли, и было невозможно свести концы с концами. Мы почти не могли себе позволить такие продукты, как масло, мясо, яйца. В основном наша пища состояла из картошки, репы и разных каш. Только когда приходила из Лондона посылка, мы радовались некоторому разнообразию. Тем не менее, детей кормили хорошо. Мы могли доставать для них молоко, а няне всегда удавалось раздобыть для Ирины кусочек мяса.

В конце года «Очки» решила продать свой дом. Подруга, с которой она жила, умерла, и она не хотела больше с ним возиться. У нее были и другие постояльцы, кроме нас. С некоторыми по временам не так просто было ладить. Она продала дом портному, который хорошо зарабатывал, специализируясь на шитье униформ, его постоянными заказчиками были люди из ГПУ. Часто, когда я сидела на крылечке, подъезжал автомобиль, и мне приходилось давать дорогу чиновникам из ГПУ. Наша бывшая хозяйка переехала на другой конец города, и мы не часто виделись с ней. Новый хозяин был милым и спокойным человеком, очень терпеливым по отношению к нам. Мы часто задерживали плату за квартиру, но он никогда не сетовал на это. Он был не очень доволен купленным домом и попросил Ники перепланировать его. Ники это всегда удавалось, он засел за работу и создал замечательный новый проект, полностью перепланировав дом. Хозяин был очень доволен и тут же нанял рабочих, для осуществления плана. Ники так переделал дом, что у нас получилась небольшая отдельная квартирка. Правда, мы по-прежнему совместно с другими жильцами пользовались мрачной кухней, но не в такой степени, как раньше. Она была в основном наша, и няня могла спать в ней. У нас были две маленькие комнаты: наша спальня и рядом с ней крошечная гостиная, где Ники мог работать над своими проектами, которыми он стал неофициально подрабатывать.

К концу года до нас дошло печальное известие о кончине вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Спустя два месяца ушла из жизни и моя бабушка. Они знали друг друга практически всю свою жизнь, и когда Императрица скончалась, моя мать и все вокруг держали это в тайне от бабушки. Поэтому все были удивлены, когда за несколько дней до своей кончины бабушка сказала: «Наша бедная Императрица умерла, и мой конец скоро».

В это время с нами была сестра Ники, Надя [58] Надежда Эммануиловна была арестована с некоей Агафьей Александровной, старостой церкви, и расстреляна в Туркестане в 1938 г. , для которой мы нашли комнату неподалеку. Она была с нами около года, пока ее тетка Валентина не заболела и не стала в ней нуждаться. Надя и няня часто ходили в церковь и много рассказывали мне о настоятеле церкви на старом кладбище, отце Леониде. Они считали его святым человеком, то же ощущение было и у меня, хотя я видела его всего несколько раз. Он был очень высоким и худым, удивительным было выражение его глаз и изнуренного лица. Я даже старалась избегать его, мне казалось, что он может прочесть мои мысли. Большевикам было невыносимо терпеть такого человека, и против него всё время выдвигались ложные обвинения. Он мужественно выносил постоянные притеснения и заключения в тюрьму, его лицо было спокойным и улыбающимся, он всегда был готов пошутить. Отец Леонид принадлежал к истинной Церкви — тем православным, которые не пошли на компромисс с большевиками и потому преследовались. Эта ветвь Русской Церкви существует до сих пор в России и на Западе.