Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Да, как раз была революция. Отключили водопровод, а как же крестить меня и Федю? И Лида в своих воспоминаниях описывает, как нас крестили. Привезли воды из Москвы-реки, подогрели, налили в бочку, зажгли свечи…

— А вы знаете, что в этот момент, накануне нашего рождения, может, вам тоже рассказывали, Валентин Александрович Серов набрасывал портрет Иолы Игнатьевны. И она почувствовала себя неважно, он понял, в чем дело, и тут же сбежал. А на следующий день вы родились… Но это так, между прочим… Я хочу назвать свою новую книгу о Шаляпине «Триумф», тоже не очень-то оригинально, но это словечко зато точно передает, как и «Восхождение», замысел моей книги: показать триумф великого артиста, но жизнь-то его была тяжкой, полной непонимания и зависти… И сколько клеветнического распространялось о нем, в 1905 году в анонимках ему угрожали, если он будет петь Сусанина в «Жизни за царя», в 1911 году обвинили его в преклонении перед царем и прочее и прочее. Уж не говоря о 1917–1922 годах, когда его просто вынудили уехать из России. Так что «Триумф» — словечко очень сложное и бремя тяжкое… А начну я книгу с его веселой поездки в Африку в 1903 году, он увидит Константинополь, Грецию, Александрию… И конечно, меня очень интересует Мария Валентиновна, я понимаю, что вам даже сейчас тяжко вспоминать об этом, но что поделаешь. Я не могу делать вид, что ее не было в жизни Федора Шаляпина. Когда она появилась? Говорили в вашей семье об этой женщине?

— По рассказам старших и знакомых, она появилась у папы сразу после нашего с Федей рождения, где-то около 1906 года. Она была богатой вдовой, у нее было двое детей, но она часто бывала там, куда иной раз приглашали и папу. Там они и познакомились. Она, как бы извиняясь перед нами, уже взрослыми, говорила, что она ничего не могла с собой поделать, влюбилась в отца. Ее-то можно понять, кто только не влюблялся в папу, просто невероятно. Отрывали пуговицы у пальто, ножницами резали пальто на кусочки. Я помню, как однажды мы вышли вместе после спектакля… Он обычно после спектакля сидел тридцать — сорок минут уже одетый, может, толпа разойдется. Но толпа всегда стояла, да такая, что его разрывали на части, ужас. Я вышла вместе с отцом, но какие-то дамы меня отпихнули, папа закричал: «Таня, где ты?»…

Говорить мы могли бесконечно, столько было вопросов, но я почувствовал, что гости проголодались, а стол уже был накрыт. Но столько еще смешного, грустного, интересного рассказано было за столом. Включились в разговор и Хельча, и Ирина, но магнитофон был уже выключен, а пересказывать своими словами запомнившееся как-то неудобно. В другой раз, где-нибудь в Риме или Америке, а может, в России, снова включим магнитофон и продолжим наши воспоминания…

Но, увы, не удалось продолжить наши беседы… Ни в Риме, ни в Москве. Правда, договорились, что я приглашу в Москву ее внучку Татиану Либератти, которая на следующий год действительно приехала в мою семью и прожила у нас месяц летом 1990 года. Я тогда получил большие деньги за книгу о Булгакове и мог позволить себе принимать дорогую гостью. На следующий год у Татианы Либератти в Риме побывал мой сын Иван, который привез от Татьяны Федоровны некоторые биографические материалы.

И вот на 120-летие Федора Ивановича Шаляпина в феврале 1993 года приехала Татьяна Федоровна. 13 февраля увиделись на юбилейном концерте в Большом театре, погрустили, что Федор Федорович не дожил до юбилея всего лишь несколько месяцев. Мимолетно поговорили на Новодевичьем, подивились мы с А. Н. Арцибашевым тому, что Татьяна Федоровна в своей инвалидной коляске так легко была одета, хотя было довольно холодно; потом я ей позвонил в гостиницу «Минск», и мы договорились о встрече на следующий день.

— Только я ничего не хочу говорить о суде, — сказала Татьяна Федоровна.

Я заверил ее, что у меня другие вопросы и совсем другая причина для встречи.

А между тем широкие круги шаляпинцев были вовлечены в судебное разбирательство по низкопробному поводу: окружение покойной Ирины Федоровны Шаляпиной «уполовинило», мягко сказать, то, что она оставила в наследство своим родным и государству для будущего Музея Ф. И. Шаляпина, в открытии которого она не сомневалась и для которого многое из личных вещей его оставила.

Писатель Александр Николаевич Арцибашев тщательно изучил этот вопрос и написал документальное повествование «Бриллианты Шаляпина», опубликованное «Рабочей газетой» и книжкой.

Виновные в разграблении наследства Ф. И. Шаляпина подали в суд, наняли известных адвокатов… Судья, адвокаты, свидетели, все как полагается… Я принимал участие в этом разбирательстве как эксперт, как доктор филологических наук, специалист по документальной литературе. «Бриллианты Шаляпина» — это не сборник документов, это жанр художественной литературы, и не каждая строка здесь должна точно соответствовать справке, документу, писатель имеет право и на вымысел, но судья и адвокаты, кажется, не прислушались к моему заявлению.

Татьяна Федоровна приехала как раз тогда, когда судебные бури еще не улеглись. И она опасалась, что ее могут вовлечь во всю эту — так и хочется написать «грязь» — волокиту.

14 февраля я пришел в гостиницу «Минск», у нее уже была высокая температура, она умирала. Это было совершенно очевидно, а у нее в это время брали интервью. «Господи, как все это бесчеловечно», — подумал я. И вошел в номер.

— Ничего я не буду подписывать. Одно могу сказать, как он (главный ответчик по суду. — В. П.), такой милый, обходительный человек, мы ему так доверяли, мог нас так обмануть.

— Татьяна Федоровна! Меня не касается это грязное дело, не хочется в нем копаться, меня больше всего волнует создание Фонда Ф. И. Шаляпина. Мне просто хотелось повидать вас, засвидетельствовать свое почтение в юбилейные шаляпинские дни.

Но ее, я почувствовал, глядя на нее, уже ничто не интересовало, ни Фонд, ни суд, жизнь уходила от нее.

— Я вот уже пятнадцать лет работаю над книгой о Шаляпине, знаете, как я люблю его, хочется, чтоб имя его засияло с новой силой, и мы сделаем все для этого.

«Что я говорю? Может, она уже и ничего не слышит… И нет никого около нее в этот смертный час. А ведь где-то на этаже Ирина Федоровна, ее сын, приехавшие из Америки… Как всех разбросало по свету», — думал я.

— Да, да, вчера я еще неплохо себя чувствовала, надеялась поговорить с вами, но вот… задыхаюсь…

— Вы благословляете создание Фонда? — задал я совершенно глупый и неуместный вопрос.

— Да, да…

И Татьяна Федоровна вытащила из-под одеяла сухую желтую руку и протянула мне ее. На большее, я почувствовал, у нее не было сил. Я слегка пожал ее руку, и сложные чувства боролись во мне: вот я еще прикоснулся к живой плоти, которая соединила меня в этот момент с Ф. И. Шаляпиным. И тут же понял, что это последнее наше рукопожатие, последнее прикосновение к живой плоти Шаляпиных.