Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

«Сейчас опять начнет насчет денег», — пронеслось в голове Мамонтова, который привык к Клавдии Спиридоновне, доверял ей и уже хорошо знал ее характер, слабости.

— Если вы надумаете насчет постановки «Бориса Годунова», то в Путятино собирается приехать Секар на неделю, чтобы совместно с Шаляпиным учить Самозванца. А первого июля едет за границу. Самое наилучшее, если б я могла расплатиться с ними на той неделе, когда оба они будут налицо, а то, пожалуй, придется опять ехать в Москву, а это всегда стоит денег.

Мамонтов задумался, положив свою большую голову на вытянутые перед собой руки. «Ох, тяжко, тяжко принимать решение, но, видно, придется ставить «Бориса Годунова»… Отовсюду в последние дни я слышу это предложение. Конечно, хорошо бы поставить, ну а если провалимся, ведь это ж не «Анджело»… Цезарь Антонович Кюи передает свою оперу для постановки, и, конечно, мы оправдаем его доверие приличным исполнением оперы на сцене… Хотелось иной раз побеседовать вот с таким, как Кюи, побеседовать о том, как направить нашу работу по искусству… Приятно всегда было беседовать с этим тонким, деликатным художником, чутким европейцем. Мнение его дорого тем более, что в деле Частной оперы я довольно одинок. Частная опера в нынешнем году значительно радовала меня результатами. Раньше я терпел глумление и сплетни со всех сторон, никто не решался верить, что я работаю для Искусства. Но время и выдержка все-таки берут свое, и публика почувствовала, что это не пустая забава. К Частной опере стали относиться даже горячо. До последнего места переполненный огромный театр Солодовникова явление не редкое, а ведь он вмещает до двух с половиной тысяч человек. В воскресенье опера «Жизнь за царя» шла при совершенно полном зале. При этом наблюдается знаменательное явление: публика громко выражает симпатию к русским операм, а из иностранного репертуара, кроме «Фауста», ничего знать не хочет. Хорошо исполненные «Ромео и Джульетта» или «Самсон и Далила» не собирают и трети театра. Словом, князья, бояре, витязи, боярыни, простонародье, скоморохи не сходят со сцены… Хорошо-то оно хорошо, но подчас от них задыхаешься… Следует ли беспрекословно угождать вкусам публики и не обязан ли я как руководитель художественного учреждения, получающего некоторое значение и силу в нашей миллионной деревне, Москвою прозываемой, навязывать и рекомендовать и другие звуки и образы, не менее облагораживающие душу? Я это и делал… «Орфей», например, прекрасно поставлен, исполняется строго, выдержанно, но он слишком наивен, и публика стала скучать и не пошла. Но я все-таки давал его и заставлял учащуюся молодежь слушать Глюка в праздники… Я хотел было по утрам ставить и «Альцесту» Глюка, но не хватило храбрости. Моцарта я еще не трогал… Да и что хорошего получится? И вот приспело время думать о новом сезоне. Надо искать новые русские оперы…. А где их взять? Я охотно сейчас заказал бы оперу, есть у меня и сюжет обработанный, но к кому обратиться?..»

Мамонтов хорошо знал, что Римский-Корсаков работает над новой оперой, Кюи обещает передать своего «Анджело», да и все мало-мальски известные композиторы были бы счастливы сотрудничать с русской Частной оперой, но ничего у них нет подходящего. Отсюда и тяжкие заботы о будущем сезоне…

«Публика Частной оперы, — продолжал думать Мамонтов, — по крайней мере добрая ее половина, честная, искренняя, просто жаждет русской оперы, исторических сюжетов, даже простонародной оперы… Это ясно как день… Но где же взять простого русского композитора? Ведь убогая «Аскольдова могила» Верстовского собирает полный театр. Она мизерна и глупа до курьеза, но берет искренностью, и публика очень довольна… Боже мой, ведь надо с этим считаться! «Садко» очень хорош, но публика средняя все-таки считает его скучноватым… И кто знает такого композитора, который бы согласился, не мудрствуя лукаво, написать простую русскую музыку?.. Добрыми и сильными словами и звуками будить сердца людей — задача великая, апостольская, и не каждому она под силу… Но кто же поможет мне в подготовке нового сезона?» Неожиданно для себя Мамонтов вспомнил о письмах, которые он получал из Парижа от Петруши Мельникова… Вот ведь кто может быть режиссером… Как хорошо он чувствует сцену, умеет подобрать декорации, заставить работать художников, артистов…

— Скорее всего, Клавдия Спиридоновна, будем ставить «Бориса Годунова». Деваться некуда, — оторвался наконец Мамонтов от своих раздумий. — Так и скажите в Путятине. Роли для всех найдутся…

Сезон закончился. Иола уехала в Италию к матери просить благословения на брак, а Федор Иванович был занят приготовлением к свадьбе. Весь театр был озабочен этим важнейшим событием. Мамонтов предлагал провести лето в Абрамцеве, вечерами собираться вместе, обсуждать текущие театральные дела, а днем работать, готовясь к новому сезону, который обещал быть очень интересным. Уж слишком много было задумано: «Борис Годунов», «Моцарт и Сальери», «Олоферн» и многое другое. Мамонтов не мог отвлекаться от главных для него дел — по-прежнему он занимался железнодорожным строительством и надолго не мог покидать свою контору.

Татьяна Любатович, имевшая большое влияние на дела Частной оперы, предложила провести лето в ее имении Путятине во Владимирской губернии.

— Усадьба недалеко от станции Арсаки по Ярославской дороге, всего в двух верстах, можно пешочком пройтись или на тарантасе… Всегда можно уехать по делам, если нужно побывать в Москве, — уговаривала Татьяна Спиридоновна. — Большой дом, огромный парк, рядом лес, полный грибов и ягод… Что вам еще нужно?

Мамонтов и Рахманинов согласились с ее доводами.

Шаляпин поехал к Коровину.

— Костенька, поедем в Путятино к Любатович… Возьми ружье, ты ведь охотник…

— Да я ведь собираюсь к Мамонтову, в Абрамцево, мы уж и договорились…

— Но Татьяна и его уговорила, все собираемся к ней… Там дичи, наверное, много. Глушь, говорит, место замечательное… Да, а ты знаешь, я ведь женюсь!

— Как женишься? На ком? — удивился Коровин. — Неужто на ней?

— На ней! На Иолочке… Ты шафером будешь? Там поблизости, в деревне, я и венчаюсь. Должны приехать туда Труффи, Малинин, Рахманинов, Мамонтов…

— Да мне же за лето нужно эскизы декораций подготовить, а вы там будете веселиться… Так дело не пойдет… Я Мамонтову скажу…

— Ничего не надо говорить, Мамонтов согласился. Я только от него…

Шаляпин, глядя на недоумевающего Коровина, расхохотался:

— Да мы все едем туда работать… Рахманинов будет с нами, все годуновцы… — Он встал, прошелся по комнате, посмотрел какой-то набросок. — Ты думаешь, получится у меня Борис Годунов?.. Ужас как боюсь…