Владимир Лесин - Атаман Платов

«Сражение под Гейльсбергом не было столь кровопролитным и не могло доставить таких же результатов, иметь подобных последствий, как сражение при Прейсиш-Эйлау и даже при Пултуске, — писал Беннигсен. — Тем не менее оно было столь же блестящим, как по искусству, проявленному французами, так и по их численному превосходству… более, нежели в два раза».

Это сражение действительно было менее кровопролитным, чем предыдущие. Но страшно даже представить его исход, если бы Наполеон имел двойное численное преимущество над русскими. Здесь Леонтий Леонтьевич явно хватил через край. А почему, увидим.

Потери Наполеона оцениваются по-разному. По подсчетам французских историков, они составили 8 тысяч человек убитыми и ранеными. Беннигсен поднял эту цифру до 13 тысяч, сославшись для убедительности на маршала Бертье, который ему о том якобы «сказывал» в Тильзите.

Русские потеряли до 6 тысяч человек. Но опять-таки цифра эта явилась на свет под пером того же Леонтия Леонтьевича в его отношении к графу Александру Ивановичу Остерману-Толстому от 1 июня 1807 года, то есть через сутки после сражения. Скорее всего, она имеет «потолочное» происхождение. Но другой нет, потому и оперируют ею историки.

«Мы победили не наступательно, а оборонительно, но победили, — писал Денис Васильевич Давыдов, — и, следовательно, могли на другой день воспользоваться победой — атаковать неприятеля».

Однако «другой день» пока не наступил. Поэтому самое время ответить на вопрос: почему Беннигсен, имея несоизмеримое численное превосходство над Наполеоном, действовал нерешительно, всячески оттягивал начало сражения, поставив под угрозу истребления арьергард Багратиона, а потом ни разу не воспользовался успехом и не атаковал неприятеля?

Александр Иванович Михайловский-Данилевский считал, что причиной такого поведения главнокомандующего были приступы мучившей его «каменной болезни». В день генерального сражения (ни раньше и ни позже) Леонтий Леонтьевич «несколько раз» сходил с лошади, «прислонялся к дереву», падал «в продолжительный обморок», «отдавал приказы изнемогающим голосом».

Возможно, Леонтий Леонтьевич действительно страдал желчно-каменной болезнью. Но обострение болезни — от неуверенности и страха за исход сражения. Уж очень он боялся Наполеона.

После достаточно спокойной ночи наступил «другой день», когда следовало «воспользоваться победой — атаковать неприятеля». Но Беннигсен и не думал об этом. Он готовился отразить нападение французов: усилил войска первой линии за счет резервов, а на их место поставил гвардию, переведенную на левый берег Алле.

В 6 часов утра 30 мая армия стала в ружье. Но атака не последовала. Почему, неизвестно: за пеленой дождя невозможно было увидеть, что творится в войсках противника.

А в ту дождливую ночь к Наполеону пришли гвардия Бессьера и остальные дивизии корпуса Нея. Несмотря на это, он отказался от прежнего намерения выбить русских с гейльсбергской позиции, решив сняться с места и двинуться к Ландсбергу и далее на Кенигсбергскую дорогу. Казалось, делал рискованный шаг. Однако французский император был уверен, что Беннигсен не отважится атаковать его с тыла. И не ошибся.

Отказ Наполеона продолжить сражение застал Беннигсена врасплох. Ради чего он три месяца возводил укрепления и зарывался в землю? Выходит, напрасно. Что предпринять? Двинуться за противником и атаковать его с тыла — наверняка потерпеть поражение. Следовать параллельно, не допуская его до Кенигсберга, — еще опаснее. Уйти за Прегель, дождаться подкреплений и потом начать наступление — неизбежно потерять все побережье Балтики и столицу Восточной Пруссии с провиантскими магазинами. Решение надо было принимать «скорое, но вместе с тем и обдуманное, чтобы не подвергнуть опасности армию… может быть, даже и государство».

Тем временем казаки Платова оставались на самом краю правого фланга позиции русских войск у селения Гроссен-дорф. Здесь они и встретили первые колонны корпуса Ланна, шедшие под прикрытием примерно 300 всадников и 1500 человек пехоты с десятью орудиями.

Атаман М. И. Платов бросил на неприятеля отряд А. К. Денисова. Увидев казаков, французская пехота разделилась на две неравные части: меньшая осталась в открытом поле с артиллерией и кавалерией и приготовилась к бою; большая укрылась в лесу.

Андриан Карпович не кинулся сломя голову со всеми силами на стоявших в поле французов, опасаясь удара по своему флангу из укрытия. Казаками Емельяна Никитича Астахова, развернутыми в лаву, он блокировал засевших в лесу, а героев Василия Ивановича Ефремова пустил в атаку. Сам же с третьим полком остался в резерве.

Полковник Ефремов атаковал французскую кавалерию, «смял ее, опрокинул и гнал за пехоту. Казаки так увлеклись храбростью, что принуждены были разными дорожками и поодиночке возвращаться» в обход.

В то же время пехота развернутым фронтом выходила из леса. Казаки полковника Астахова с ужасающим гиканьем ринулись в атаку на нее. Французы тут же отступили, не сделав даже единого выстрела.

По убеждению самого Андриана Карповича, победы донцов были достигнуты исключительно по «благости Всевышнего Творца». Соскочив с коня и упав на колени, Денисов стал благодарить и молить Бога вести его «к дальнейшим добрым деяниям».

И дошла-таки молитва Андриана Карповича до Бога: в самый критический момент боя Матвей Иванович приказал казакам Павла Дмитриевича Иловайского и добровольцам из других полков обойти французов слева и нанести им удар во фланг.

Французские колонны миновали деревню Реч. За ними ушел и их авангард, потеряв 23 человека пленными.

Наступила ночь. К Денисову прискакал Константин Иванович Харитонов. От имени атамана он поблагодарил Андриана Карповича и передал ему приказ оставаться на месте и наблюдать за движениями неприятеля впредь до дальнейшего повеления.

За участие в боях в последнюю неделю мая А. К. Денисов удостоился золотой сабли с надписью «За храбрость!». А представил его к награде атаман.

Беннигсен сделал выбор. В ночь на 31 мая он переправил армию на правый берег реки Алле и повел ее в Бартенштейн, где предполагал провести день в надежде получить от казаков точные сведения о движении Наполеона. Князь Багратион и атаман Платов составляли арьергард.

Узнав об отступлении русских, Наполеон в ту же ночь послал вслед за ними драгунскую дивизию и две легкоконные бригады под общим командованием генерала В. Н. Латур-Мобура.

Беннигсен остановился в Бартенштейне. Весь день 31 мая его терзали сомнения: правильно ли он поступил, перейдя через Алле? Может быть, следовало атаковать французскую армию с тыла, если она действительно обратится на Кенигсберг? Размышления главнокомандующего прервал курьер, доставивший сообщение, что сильная неприятельская колонна с маршалом Данном во главе форсированным маршем идет на Домнау, где пересекались пути на столицу Восточной Пруссии и Фридланд.