Владимир Лесин - Атаман Платов

— Как вы умудряетесь застегивать столько пуговиц? Русский государь понравился Наполеону. «Друг мой, — сообщал он в письме Жозефине, — я только что виделся с императором Александром; я им очень доволен, он гораздо умнее, чем обычно считают… У него манеры самого любезного из парижан». В то же время проницательный корсиканец видел в нем натуру впечатлительную, изменчивую, падкую на лесть, легко поддающуюся влиянию, руководствующуюся больше чувствами, чем доводами рассудка. От союза с таким монархом, считал он, можно иметь немало выгод.

Одного не разглядел Наполеон в Александре — двуличия.

В беседах с французами Александр убеждал их, что бывшее у него предубеждение против Наполеона после первой же встречи «рассеялось как сон» и «время заблуждений миновало». Зато в письмах к родным, в частности к матери Марии Федоровне, он раскрывает свое истинное отношение к новому союзнику:

«К счастью, у Бонапарта при всем его гении есть уязвимое место — тщеславие, и я решил пожертвовать моим самолюбием во имя спасения империи».

Еще более откровенно Александр высказался в письме к прусскому королю:

«Наберитесь терпения. Мы вернем то, что утратили. Он сломает себе шею. Несмотря на все мои знаки дружбы и мои внешние поступки, в глубине души я ваш друг, и я надеюсь вам это доказать на деле».

Расточая комплименты, демонстрируя показную сердечность, и Александр, и Наполеон дурачили друг друга и окружающих. То была игра великих актеров на политической сцене Европы. И каждый считал, что заслужил в этом спектакле больших аплодисментов.

Как уже отмечалось, в повседневной жизни «тильзитских друзей» важное место занимали смотры войск. Во время одного из них Платов впервые близко увидел Наполеона. Матвей Иванович, выдававший себя за физиономиста, владеющего искусством судить о характере человека по чертам его лица, уставился на императора французов. Кто-то из маршалов, обратив на это внимание, подъехал и спросил через переводчика:

— Господин атаман, вам, конечно, нравится великий Наполеон, коль вы так пристально рассматриваете его?

Платов «с видом простодушия, но тоном смелым и решительным» ответил:

— Я смотрю вовсе не на вашего императора, в нем нет ничего необыкновенного: такой же, как и прочие люди. Я смотрю на… его лошадь, пытаюсь отгадать, какой она породы — персидской, арабской, а может, египетской, или какой иной национальности…

Трудно сказать, понял ли собеседник своеобразный юмор и намек атамана. Первый биограф-современник Матвея Ивановича умолчал об этом.

В кругу соратников Платов так отозвался об императоре французов: «Быстрый взор и черты лица его показывают великую силу ума, но в то же время являют и необыкновенную жестокость. Этот человек не на благо, а на пагубу человечества рожден».

Позднее Наполеон, наслышанный о том, сколь искусно Платов владеет луком, экзотическим оружием башкир и калмыков, пожелал лично удостовериться в этом. Александр попросил атамана удовлетворить любопытство своего «тильзитского друга», взяв на себя обязанности переводчика.

Во время встречи Наполеон был любезен, с похвалой отзывался об искусстве казаков, их неутомимости и маневренности, расспрашивал об организации Войска. Платов вовсе не собирался посвящать императора в тайны тактики донцов. Тонкости корсиканца он противопоставил «свою хитрость, прикрытую видом простодушия», отвечал двусмысленно и закончил примерно так:

— Ваше величество, можно, конечно, посадить француза на коня и дать ему в руки пику, но казака из него все равно не получится. Казаком надо родиться!

Наконец пришло время являть высокому гостю искусство стрельбы из лука. «Необыкновенная ловкость и проворство» уже немолодого воина «привели Наполеона в изумление. В восторге он несколько раз подбегал к Платову», хлопал его по плечу, поздравлял «и напоследок уговорил принять от него на память табакерку со своим портретом, осыпанную драгоценными каменьями». В свою очередь, Платов подарил Наполеону прекрасной работы лук, из которого только что стрелял.

Вернувшись на квартиру, Матвей Иванович вынул камни из табакерки и с «первой оказией отправил дочерям». Портрет же Наполеона пока оставил у себя.

Переговоры о судьбе Пруссии шли особенно трудно, несмотря на усилия Александра защитить интересы союзника. Фридрих Вильгельм решил прибегнуть к чарам своей умной и красивой супруги, вызвав ее в Тильзит. Луиза бросилась к ногам Наполеона с мольбой и надеждой:

— Ваше величество, разве вы не оставите нам Магдебург и Вестфалию?

— Вы много просите, но я обещаю подумать, — ответил он и, поднимая красавицу-королеву, подарил ей комплимент, впрочем, не столь изысканный.

А вообще-то Луиза ему понравилась, в чем он признался в письме к Жозефине: «Прусская королева в самом деле очаровательна; она кокетничает со мною, но не ревнуй; все это скользит по мне, как по клеенке. Ухаживания за ней обошлись бы мне слишком дорого».

Конечно, Наполеон был солдафоном. Но отказать женщине, к тому же очень красивой и на редкость умной, трудно. В разговоре же с Александром Наполеон дал волю своим чувствам:

— Подлый король, подлая нация, держава, которая всех обманывала и которая не заслуживает существования. Тем, что она вообще сохранилась, она обязана только вам.

Александр понимал: все вспышки гнева Бонапарта заранее рассчитаны и предназначены для устрашения собеседников. И он утешал оскорбленную и рыдающую от бессилия Луизу:

— Верьте в будущее. Уповайте на Бога!

Королеву Луизу утешал не только кузен Александр Павлович, но и атаман Матвей Иванович. Однажды он прислал к ней для показа своих казаков, калмыков и башкир, «которые похожи на китайцев».

Текст Тильзитского договора был составлен и согласован. Из уважения к российскому императору и желания «соединить обе нации узами доверия и непоколебимой дружбы» Наполеон возвращал Фридриху Вильгельму часть завоеванных земель — четыре провинции. Остальные объединялись в новое Вестфальское королевство во главе с младшим Бонапартом — Жеромом. Из польских областей, принадлежавших Пруссии, создавалось Великое герцогство Варшавское, переданное временно Саксонии. Данциг объявлялся вольным городом. Россия получала Белостокский округ.

Самым тяжелым условием Тильзитского договора было включение России в континентальную систему; в случае провала возложенной на нее миссии по примирению Англии и Франции это неизбежно влекло за собой подрыв финансов империи. Более существенной уступкой можно признать согласие Наполеона отдать Александру Финляндию. Однако прежде следовало начать войну и победить Швецию.

25 июня состоялось подписание Тильзитского договора «о мире и дружбе». В этот день Александр поручил князю А. Б. Куракину поднести Наполеону пять орденов Святого Андрея Первозванного, предназначавшихся для него самого и лиц из его окружения. В свою очередь император французов передал царю пять знаков ордена Почетного легиона. Для кого? Один, понятно, для монарха. А остальные? Если верить М. И. Платову, рассказы которого записывал Н. Ф. Смирный, в числе кандидатов был и он.