Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Пребывание в Бухаресте оказалось очень приятным, несмотря на то, что к генералу и его секретарю и днем и ночью были приставлены телохранители. Разместили их в лучшей гостинице Бухареста, где проживали также и члены советской делегации. В газетах, вышедших 8 ноября, подчеркивалось совпадение: «В то самое время, когда посольство СССР давало пышный завтрак в честь двадцатой годовщины Октябрьской революции, король Карол в своем дворце принимал бывшего главнокомандующего Белой армией». В память об этом дне Деникин оставит у своего секретаря королевское меню, написанное на великолепном французском языке, с автографом Карола. Вина и ликеры в меню не фигурировали; но, по утверждению Деникина, «они были превосходны».

20 ноября временно исполняющая должность секретаря отправилась в путь, чтобы приступить к своим функциям гувернантки. Страхи отца оказались напрасными. Члены семьи Грей были людьми тактичными, чуткими и воспитанными. Отношения их со своей гувернанткой стали такими теплыми, что они обращались с Мариной, как с родной дочерью, и когда через несколько лет Марина должна была выбирать псевдоним для своей журналистской деятельности, она остановилась на имени своих «английских родителей».

В это время Деникина начало беспокоить совершенно иное.

Декабрь 1937 года.

«Читаю твои письма, дорогая моя, читаю описания внешней стороны твоей жизни и испытываю двойственное чувство: с одной стороны, удовлетворение, что живешь Ты в довольстве, пользуешься комфортом и развлечениями. С другой стороны, и некоторую тревогу: весь этот образ жизни, с его интересами, потребностями, известной роскошью, не соответствующий нашим возможностям, не выбьет ли он тебя из колеи, не создаст ли разочарованности при переходе к жизни скромной, трудовой… Хочу верить, что этого не случится. Обнимаю Тебя крепко».

Весной 1938 года генерал Деникин и его жена, здоровье которой все больше и больше ухудшается, покидают Севр и отправляются отдыхать в Савою. Этот отдых омрачает тревога, которую начинает испытывать западноевропейское общество в дни, предшествующие мюнхенским соглашениям.

27 сентября 1938 года.

«Валлюар ждет полной эвакуации и, в случае мобилизации, все дороги будут запружены. Поэтому мы сундук и вообще более тяжелый багаж отправили заблаговременно в Сен-Мишель; остальное укладываем и уедем отсюда в ближайший день, как только поправится больная мать.

В Сен-Мишель, вероятно, задержимся дня на три; парижская квартира остается за нами, но вопрос осложняется тем, что и Париж предполагают эвакуировать… Таким образом, судьба, по-видимому, заставит меня пережить четвертую войну, но пережить пассивно — во чужом пиру похмелье!»

5 октября 1938 года.

«В течение целой недели мы жили у Михайловых в Сен-Мишель. Завтра уезжаем в Париж. Оказалось, что французы, занимающие нашу будущую квартиру, съедут не 5-го, а только 15-го. Придется отправиться в Ашэр, к Шиловым».

16 октября 1938 года.

«Отдохнули мы больше недели в Ашэре, избавленные от хозяйственных работ и воспользовавшись отличной погодой и шиловским гостеприимством.

Во вторник утром переедем на новую квартиру — 40, улица Лакордер, Париж, 15».

25 октября 1938.

«Мы на новой квартире, маленькой, но удобной во всех отношениях, кроме одного: темная. И это обстоятельство удручает особенно Твою маму. Пока полный хаос, так как обоим нездоровится, и поэтому работа по устройству квартиры идет медленно».

11 декабря 1938 года.

«Я кончил уже показания в суде, но мама бывает там каждый день — до среды. Если английские газеты напечатают о процессе, привези вырезки».

Речь шла о нашумевшем процессе Плевицкой, обвиняемой в сообщничестве со своим мужем, белым генералом Скоблиным, в деле похищения генерала Миллера.

Певицу приговорили к 20 годам заключения, и она умерла при странных и невыясненных обстоятельствах в Реннской тюрьме 21 сентября 1940 года.

18 октября 1938 года Деникин писал своей дочери: «Маша, птенчик мой, я скучаю без тебя. Мне очень не хватает твоего ворчливого голосишки…»

«Ворчливый голосишко» скоро опять зазвенел на четвертом этаже дома на улице Лакордер. Закончив обучение своей питомицы Анны Грей французскому языку и культуре, Маша вернулась как раз тогда, когда ее отец проводил в Париже последнюю конференцию на тему: «Международные события и русский вопрос».

«По-прежнему мир стоит на распутье. По-прежнему призрак смертоносной войны витает над землей. Мюнхенские решения не остановили вооружений, не разъяснили тревоги и не установили реальных основ сколько-нибудь длительного перемирия. Ибо обещания даются и не исполняются; договоры подписываются и нарушаются; над всеми нормами международного права висит кулак; сила и дерзание попирают право.

«Идеология» в большинстве случаев является лишь прикрытием реальных политических и экономических вожделений и интересов — агрессивных или оборонительных. Вожди и партии раздувают идеологическую вражду, а правительства — устанавливают тактические соглашения с идеологическими противниками. […]

Не противопоставление демократии диктатурам нарушило европейское равновесие и привело к чрезвычайно напряженному положению во всем мире, а выпадение из нормального международного оборота великой Российской империи, возрождение германской и итальянской вооруженной силы при исключительном динамизме обеих наций и военной неготовности Англии и Франции.

Серьезность этого положения видна из сопоставления вооруженных сил «оси» и «блока» великих держав. Я не касаюсь комбинаций с участием малых держав, ибо характер их совершенно гадательный и надо думать, после предостерегающего чехословацкого урока, они воздержатся от опасных союзов, постараются сохранить возможно дольше нейтралитет, а если и выступят, то на стороне… заведомо побеждающего. […] А между тем в силу геополитических и экономических условий, как в период, предшествовавший мировой войне, так и ныне, единение Франции с национальной Россией является проблемой жизненной, естественной и обоюдно необходимой. […]

В отношении гитлеровской Германии эмоциональность политики известных кругов русской эмиграции достигает наибольших пределов, в особенности в эти последние дни.

На русскую эмиграцию Берлин обратил внимание впервые лет пять назад. Попытки привлечения на свою сторону как некоторых организаций, так и видных русских эмигрантов не прекращались.

Стало уже банальностью повторять определения, прогнозы, национальные задачи, поставленные в «Майн кампф». Но ведь эта книга до сих пор составляет основу воспитания в жизни. Ведь Гитлер еще вчера говорил в ней с величайшим презрением о русском народе. Что же, изменил он свой взгляд сегодня? Ведь он требовал отторжения от России Украины, «казачьих государств», Кавказа и Туркестана с тем, что «большевизм останется Великороссии».