Джон Ревалд - История импрессионизма

Когда осенью 1885 года Дюран-Рюэль получил приглашение от „Американской ассоциации искусства" организовать большую выставку в Нью-Йорке, он ухватился за эту возможность с решимостью отчаяния. Но художники не выказали большой уверенности. Почему американцы должны были проявить больше понимания и симпатии, чем их соотечественники? Ив то время как ДюранРюэль собирался отобрать триста лучших их работ, они начали обсуждать возможность новой групповой выставки. С 1882 года еще не было ни одной. В декабре 1885 года Писсарро обратился к Моне: „В последнее время идет много разговоров о выставке, — писал он, — она обсуждается со всех сторон. Я заходил к мисс Кассат… С первых же слов мы заговорили о выставке. Не можем ли мы договориться о ней? Все мы — Дега, Кайботт, Гийомен, Берта Моризо, мадемуазель Кассат и двое-трое других — составили бы превосходную основу выставки. Вся трудность состоит в том, чтобы прийти к соглашению. Я думаю, что в принципе мы не должны устраивать только нашу самостоятельную выставку, я имею в виду клиентов Дюран-Рюэля. Выставка должна быть устроена по инициативе художников и своим видом должна об этом свидетельствовать. Что вы скажете?" [589] Письмо Писсарро к Моне от 7 декабря 1885 г. См. G. Geffroy, op. cit., v. II, ск III.

В мастерской Гийомена незадолго до этого он познакомился с Полем Синьяком, который тотчас же представил ему своего товарища Жоржа Сёра. В разговорах с этими молодыми людьми, принадлежащими к поколению его сына Люсьена, Писсарро обрел новые концепции и нашел новый конструктивный элемент, который он искал. В их теориях он нашел научные методы, дающие возможность управлять своими ощущениями и заменять интуитивный подход к природе строгим соблюдением законов цвета и контрастов.

Сёра и Синьяк встретились всего лишь год назад, в 1884 году, когда жюри Салона сделало очередную попытку задушить все, что не было ортодоксальным, и когда сотни отвергнутых художников собрались вместе и основали „Общество независимых художников". Эта новая ассоциация, сознательно или несознательно присвоившая название, под которым несколько лет выставлялись импрессионисты, торжественно обещала устраивать регулярные выставки без вмешательства какого бы то ни было жюри. Так, спустя более двадцати лет после „Салона отверженных", наконец было основано постоянное учреждение, которое выступило против обид, чинимых жюри, и открыло двери всем без исключения художникам.

Сёра. Сена в Курбевуа. 1885 г. Частное собрание. Париж

На собраниях, где вырабатывался устав ассоциации и где председательствовал Одилон Редон, Сёра и Синьяк впервые заговорили друг с другом. [590] См. J. Rewald. Georges Seurat. Paris, 1948, pp. 45–52. Об общей истории „Общества независимых художников" см. G. Coquiot. Les Independants. Paris, 1921. Поль Синьяк очень рано увлекся искусством. Он копировал произведения Мане и в 1879 году, когда ему было пятнадцать лет, на четвертой выставке импрессионистов начал копировать наброски Дега. Но Гоген выставил его за дверь со словами: „Здесь не делают копий, сударь!" [591] См. G. Besson. Paul Signac. Paris, 1950, p. 1.

В двадцать один год Синьяк был горячим поклонником Моне, к которому он обращался за советом после персональной выставки Моне 1880 года в „La Vie Moderne". В первом „Салоне независимых" в 1884 году Синьяк выставлял пейзажи, в которых сильно чувствовалась его зависимость от избранного им самим учителя.

Синьяк был поражен, когда обнаружил в картине „Купание", выставленной Сёра, методическое разделение элементов — света, тени, локального цвета и взаимодействия красок, а также их подлинное равновесие и соразмерность. Однако картина была выполнена в красочной гамме, напоминающей палитру Делакруа и сочетающей чистые и земляные краски. Хотя один из критиков связал попытки Сёра с Писсарро, нельзя быть уверенным в том, что в то время Сёра вообще что-либо знал о Писсарро. Это Синьяк направил внимание Сёра на импрессионистов и вынудил его отказаться от земляных красок.

Сёра, четырьмя годами старше Синьяка, несколько лет проучился в Школе изящных искусств, в мастерской ученика Энгра Анри Лемана, который внушил ему фанатическую преданность своему учителю. И все же, копируя рисунки Энгра и соблюдая культ классической линии, Сёра также тщательно анализировал живопись Делакруа, с жадностью читал работы братьев Гонкур и изучал научные трактаты Шеврейля, чьи теории гармонии цвета интересовали еще Делакруа. Это навело его на мысль примирить искусство с наукой, мысль, характерную для общего направления времени, стремящегося интуицию заменить знанием и применить результаты неустанных исследований ко всякому роду деятельности. Воспользовавшись открытиями Шеврейля и других ученых, Сёра ограничил свою палитру шеврейлевским кругом четырех основных цветов и промежуточных тонов. Синий, фиолетово-синий, фиолетовый, фиолетово-красный, красный, красно-оранжевый, оранжевый оранжево-желтый, желтый, желто-зеленый, зеленый, зелено-синий и снова синий. Эти цвета он смешивал с белым, но чтобы гарантировать господство яркого света, цвета и гармонии, он никогда не смешивал эти краски между собой. Вместо этого он предпочитал использовать мелкие точки чистого цвета, помещенные близко друг к другу так, чтобы они смешивались оптически, то есть в глазу зрителя, находящегося на соответствующем расстоянии. Этот метод он называл „дивизионизмом" [592] См. объяснение принципов дивизионизма Синьяком в его работе „D'Eugene Delacroixau Neoimpressionnisme". Paris, 1899. .

Он заменил „беспорядочность" мазков импрессионистов тщательным размещением аккуратно наложенных точек, что сообщало его работам известную строгость, атмосферу покоя и устойчивости. Отказавшись от непосредственного выражения ощущений, провозглашаемого импрессионистами, не оставляя ничего случайного, он нашел в соблюдении законов оптики новое дисциплинирующее средство, возможность новых достижений.

Если небольшие подготовительные этюды маслом, выполненные еще в технике импрессионистов, Сёра писал на пленере, то свои большие полотна он писал в мастерской. В картинах этих он, в противоположность импрессионистам, не стремился удержать ускользающие впечатления, а старался превратить все, что он видел на месте, в строго рассчитанную гармонию линий и красок. Отбрасывая несущественное, подчеркивая контуры и структуру, он отказывался от чувственной прелести, которая привлекала импрессионистов, и непосредственные ощущения приносил в жертву чуть ли не суровой стилизации. [593] См. J. J. Sweeney. Plastic Redirections in 20th Century Painting. Chicago, 1934, pp. 7—10. Он уже не стремился запечатлеть вид пейзажа в определенный час, он пытался зафиксировать его силуэт в течение целого дня". [594] См. G. Kahn. La vie artistique. „La Vie Moderne", 9 avril 1887.