Джон Ревалд - История импрессионизма

Берта Моризо представила жюри свой „Вид порта Лориан" и двойной портрет матери и сестры Эдмы, который имел волнующую историю. Пюви де Шаванн критиковал голову госпожи Моризо, и художница переделала картину перед тем, как попросить Пюви снова прийти посмотреть. Но последний отказался. „До сих пор мои несчастья еще были невелики, — писала она несколько дней спустя своей сестре. — Усталая, изнервничавшаяся, я пошла в мастерскую к Мане. Он спросил меня, что со мной, и, видя мою нерешительность, сказал с чувством: „Завтра, после того как я представлю свою картину [в Салон], я приду посмотреть вашу работу; доверьтесь мне, я скажу, что вам надо сделать". На следующий день, около часа дня, он является, находит в моей картине все очень хорошим, немного менее удачным — низ платья, берет кисти и делает несколько великолепных мазков. Мама в экстазе! Вот тут-то и начались мои несчастья: раз уж он увлекся — ничто не может его остановить; он переходит от юбки к корсажу, от корсажа к голове, от головы к фону. Он отпускает тысячу шуток, смеется, как сумасшедший, отдает мне палитру, снова ее забирает, наконец к пяти часам вечера мы создаем самую красивую карикатуру, какую только можно вообразить. Мы ждали, когда ее унесут. Так или иначе он заставил меня поставить ее на тележку, и я была совершенно уничтожена. Моя единственная надежда, что эту картину не примут; мама находит всю эту историю смешной, я ее нахожу душераздирающей". [321] Письмо Берты Моризо к сестре Эдме, март 1870 г. См. D. Rouart. Correspondance de Berthe Morisot. Paris, 1950, pp. 36–37.

Картина была принята, но, учитывая недовольство своей дочери, госпожа Моризо считала лучшим забрать эту картину из Дворца промышленности [Салона], где она находилась. [322] См. письмо госпожи Моризо к дочери Эдме от 27 марта 1870 г., ibid., р. 40. Между тем художница, опасаясь, что Мане, проявивший столько хороших намерений, рассердится, решила, несмотря ни на что все-таки выставить этот портрет и смиренно встретить все поношения, которых она ожидала. Но их не последовало, что позволило ей написать своей сестре: „Меня не слишком хвалили, как ты сама понимаешь, но были достаточно любезны, чтобы не очень меня огорчить. Я, конечно, исключаю господина Дега, который относится с высокомерным презрением ко всему, что я могу сделать… " [323] Письмо Берты Моризо к сестре Эдме, середина мая 1870 г., ibid., р. 40.

Салон 1870 года — последний Салон Второй империи — был достаточно эффектным зрелищем. [324] О Салоне 1870 г. см. J. Е. Вlanсhе. Les Arts Plastiques — La Troisieme Republique, 1870 a nos jours. Paris, 1931, pp. 3—16. Главными приманками служили „Саломея" — картина блистательной вульгарности, принадлежавшая кисти нового пришельца — Анри Реньо (вскоре убитого на поле сражения), и портрет работы другого молодого художника — Бастьен-Лепажа — „нового метеора реализма", живописца удручающей ловкости, который сумел приспособить к вкусам широкой публики великие завоевания реализма. Леон Бонна, с которым Дега познакомился в Италии, тоже привлекал много внимания своими добросовестными, но лишенными вдохновения портретами. Благосклонность публики, как всегда, была отдана несносным пошлостям художников жанра, среди которых Тульмуш, кузен Моне, пользовался наибольшим успехом, в то время как произведения Мане еще раз вызвали смех толпы.

Писсарро. Дилижанс в Лувесьенне. 1870 г. Лувр. Париж

В первый раз Базиль пользовался некоторым успехом. „Я в восторге от моей экспозиции, — писал он своим родным, — моя картина очень хорошо помещена, все ее видят и все о ней говорят; правда, больше говорят плохое, чем хорошее, но, во всяком случае, я стал объектом внимания, и с этого времени, что бы я и ни выставил, я не останусь незамеченным". [325] Письмо Базиля к родителям от 16 мая 1870 г. См. F. Daulte. Frederic Bazille et son temps. Geneve, 1952, p. 80.

Берте Моризо повезло меньше. Ее „Вид порта Лориан", произведение удивительно свежее, было повешено „на такой высоте, что о нем невозможно было судить". Художница провела целый день в залах Салона в обществе Пюви де Шаванна, хотя она еще не простила ему те неприятности, которые произошли с ее портретом. „Фантен имеет настоящий успех, — сообщала она своей сестре. — Мане в отчаянии от того места, какое он занимает, между тем его две картины очень хороши. Они, как всегда, привлекают внимание; мадемуазель Гонзалес сносна, но не больше". [326] Письмо Берты Моризо к сестре Эдме, начало мая 1870 г. См. Rouart, op. cit., pp. 38–39. Пресса не была нежна к Мане. Альбер Вольф задал тон в „Figaro", назвав портрет Эвы Гонзалес „отвратительной карикатурой, выполненной маслом", и обвиняя художника, что он создает „грубые образы специально для того, чтобы привлекать внимание". [327] Wolff. Статья в „Figaro", 13 mai 1870. Цитируется y A. Tabarant. Manet et ses oeuvres. Paris, 1947, pp. 175–176.

На этот раз Дюре взял на себя защиту своих друзей в серии отчетов о Салоне, посвященных главным образом „новым пришельцам, у которых, очевидно, будет большое будущее". Он очень хвалил Писсарро, чьи произведения, видимо, не были замечены другими критиками, а также Фантена и Дега, но не упомянул Базиля, Ренуара, Сислея и Берту Моризо. Однако он посвятил специальную статью Мане. „Еще вчера, — говорил он, — считали странным Курбе, а теперь его превозносят до небес и курят ему фимиам. Но стоило к нему привыкнуть, как защитники рутины, накидывающиеся на все новое, и посредственности, ненавидящие все оригинальное, обрушиваются на пришедшего ему на смену Мане. В силу этого мы остановились перед полотнами Мане. Но мы были не единственными. Наоборот, перед ними стоит толпа и мы тут же заметили, что наша прелестная публика, только что умиравшая от экстаза перед самым жалким подражанием, насмехается теперь над нашим поистине оригинальным художником именно по причине его оригинальности и той творческой самостоятельности, которая нас привлекает и чарует.

„Ах, как это плохо нарисовано!" — В течение тридцати лет это говорили о Делакруа.

„Но это совсем не сделано! Это только наброски!" — Вчера еще это был постоянный припев по поводу Коро.

„Ах, мой бог, как эти люди уродливы, какие ужасные типы! — Это, в сущности, резюме мнений буржуа о Милле и т. д.

И так будет продолжаться с господином Мане до тех пор, пока публика, свыкнувшись с тем соединением достоинств и недочетов, светлых и теневых сторон, которые составляют его индивидуальность, примирится с ним и начнет высмеивать какого-нибудь вновь появившегося художника". [328] T. Duret. Salon de 1870. „Electeur Libre", mai — juin 1870. Перепечатано в „Critique dAvantgarde", Paris, 1885, pp. 3—53.

Но так как статьи Дюре появились в газете, принадлежащей оппозиции, то они чуть ли не скомпрометировали тех, кого он намеревался возвысить. Арсен Уссей тоже, наконец, написал в защиту Моне, отвергнутого в 1870 году, в то время как примиренный Дюранти посвятил большую и очень хорошую статью Мане. [329] Duranty. M. Manet et l'imagerie. Цитируется y Tabarant, op. cit., pp. 176–177.