Павел Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы
- Название:Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы краткое содержание
Плен — всегда трагедия, но во время Второй мировой была одна категория пленных, подлежавшая безоговорочному уничтожению по национальному признаку: пленные евреи поголовно обрекались на смерть. И только немногие из них чудом смогли уцелеть, скрыв свое еврейство и взяв себе вымышленные или чужие имена и фамилии, но жили под вечным страхом «разоблачения».
В этой книге советские военнопленные-евреи, уцелевшие в войне с фашизмом, рассказывают о своей трагической судьбе — о своих товарищах и спасителях, о своих предателях и убийцах. Рассказывают без оглядки — так, как это было на самом деле.
Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Килограмм шесть из этого улова сахара рота выделила нам на десант, когда мы были откомандированы в штаб армии.
Надо сказать, что все обеспечение: питание, вооружение, амуниция — все шло из роты, из дивизии. Поэтому в Олонец мы все тащили на себе.
Перед отлетом нам только добавили консервов, какую-то большую соленую рыбину, рацию и тяжелые батареи к ней. Это уже когда появился радист Женя Петров.
Автоматы, карабины, гранаты, патроны — все было из роты. У меня был штатный, то есть записанный за мной, карабин. Хороший, почти новый, с откидным штыком — последняя модель (самая модная). Но в разведке, да еще на десанте, — это вчерашний день.
И вот во время похода в Олонец, навьюченные, как ишаки, мы подходим к огромной, на пару километров, пробке военных автомашин, направляющихся к передовой. Пробка не от налета авиации, хотя она для вражеской авиации — лакомый кусок, а от страшно развороченной нашими танками грязной колеи.
Люди с машин разбрелись кто куда. Пробка на несколько часов. В одном из штабных «виллисов» я увидел новенький, наверняка не использованный по назначению, автомат ППС [62] Пистолет-пулемет Симонова. — Сост.
и шесть рожков с патронами к нему. Оглянувшись и не увидев поблизости хозяев «виллиса» (да и вообще никого не увидев), я положил на сиденье свой замечательный карабин и взял себе не нужный «штабным» автомат.
Так я самостоятельно перевооружился, чем существенно усилил в огневом отношении нашу десантную группу. Еще немного о сахаре. После приземления, на десанте, часть сахара пришлось нести мне. Продуктов было мало — большая часть погибла в болоте (утонула). Мы уже голодали, очень урезали себя во всем, но когда шли сильно усталые и изможденные, я время от времени доставал кусочек сахара и сосал его. Этот поступок угнетает меня до сих пор. И хотя в одну из ночей исчез последний 250-граммовый кусок сала, — кто-то его сожрал, — меня это не оправдывает.
Странно, что сама разведка (вероятно, выполненная) совершенно стерлась из памяти, а сапоги, сахар и все, связанное с этим, запомнилось…
На следующий день мы начали выполнять функции дивизионной разведки. Постоянно двигались в головном дозоре одного из передовых полков дивизии.
Нередко уходили за линию фронта, просачиваясь между частями противника. Я уже говорил, что ходил добровольно почти во все разведки, чем немало удивлял многих, в том числе и нашего взводного. Однажды он спросил меня об этом. Я не помню, что ему ответил, но уж во всяком случае, не о своем желании доказать (кому?), что евреи не все в Ташкенте, а могут воевать не хуже, а может, и лучше многих.
Так как полевая кухня, как всегда, отставала (повара старались держаться как бы во втором или даже третьем эшелонах), то до разведки, которая была всегда, по определению, впереди, пища доходила очень редко.
Однажды в одном из брошенных хуторов нам удалось подстрелить заблудившегося поросенка, килограмм на 4–5. Мы разделили мясо в своем взводе (понятно, что каждому досталось по чуть-чуть), а ротному послали голову. И хотя на морде лица мяса было много, ротный, кажется, обиделся.
<���…>
Моя всегдашняя готовность идти в любую разведку, что, впрочем, было и данью своей идее-фикс, привела к тому, что я считался в роте вполне надежным разведчиком. И когда, по запросу из 37-го корпуса, дивизия должна была выделить для штаба 4-й армии 6 или 7 надежных (на взгляд командиров) разведчиков, я попал в их число. Никто из нас не отказывался, наоборот — гордился тем, что он — в числе лучших. Поэтому на вопрос, добровольцы ли мы, все, кроме Акачинского, ответили утвердительно.
Из нашего взвода были: Волохин, я и Левка Сухарецкий. Алексеев, Бариев и Душкин — из первого взвода. Уже в штабе дивизии Акачинский был «отсеян» и отправлен обратно в роту. Командиром группы назначен старший сержант Волохин.
Так закончился небольшой этап моей службы в линейной разведке на передовой при наступлении.
Вопрос: много это или мало? Всего-то 19 дней!
Ответ: мало, если служить в тыловых частях или, например, возить какого-нибудь высокого командира. Много, если находиться все время впереди наступающих войск в постоянном контакте с медленно и «неохотно» отступающим противником. С начала наступления 22 июня до 9 июля, когда мы отправились в штаб армии, наш взвод, проведя «плановые» разведки, потерял половину своего состава.
Вывод: честно говоря, не очень много. В Сталинграде солдат был жив всего три дня.
Впрочем, как вскоре выяснилось, мне предстояла еще одна разведка, теперь — за линией фронта. Так что вопрос, много или мало, был еще не решен. «У жизни со смертью еще не закончены счеты свои…» [63] Из песни Б. Окуджавы «Спросите пехоту…» — Сост.
Мы шли в город Олонец.
17 июля 1944 года: десант.
Я потихоньку подбираюсь собственно к десанту, для меня самому значительному и переломному эпизоду в войне.
Много десятков лет я был обижен на командование 4-й армии, пославшее нас на никому, как мне казалось, не нужную и никак не подготовленную разведку. В нашей армии древняя, потомственная тенденция: самое дешевое — человек. Что значит 18 человек — три группы разведки? Да ничего! Послать — и все! И доложить.
Немало лет прошло, пока я понял, что если бы состоялось планируемое наступление в Финляндии, то наши разведданные спасли бы много десятков тысяч солдат. Ведь в Суоми наша армия, наступая, прошла ровно столько, сколько нам позволили враги. Можно, конечно, было сбросить массовый десант на Хельсинки, но такие предприятия нам почему-то ни разу не принесли успеха.
Не помню, какие напутствия давал нам некий чин из разведотдела 4-й армии. Это, скорее всего, были дежурные слова. Уж он-то понимал, как гнусно мы подготовлены.
13 июля, как раз в день моего рождения, нас отвезли на аэродром подскока в поселок Нурмалицы. Это примерно в 15 км от Олонца. Аэродром военный, самолеты оттуда взлетали — среднего радиуса действия. Для нас предназначены были американские двухмоторные пикировщики — «Бостоны». Скорость от 400 до 600 км/час. В самолете два бомболюка.
Когда мы попали на парашютный склад аэродрома, то были поражены его гигантскими размерами. В этом огромном зале, на длинных столах, можно было одновременно укладывать сотни две парашютов. За сутки можно было подготовить к десантированию целую дивизию. Похоже, что мысли о массовом десанте все же возникали: ведь Финляндию необходимо было вывести из войны.
Ночь мы переспали голые, завернувшись, каждый, в шелковый парашют. После передовой и перед десантом это был случай некоего фронтового пижонства, который сейчас мне кажется вполне объяснимым.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: