Мария Покрышкина - Жизнь, отданная небу

- Видишь ли, какое дело, - объяснил Саша, - сначала не до знакомств разных было. Летчиком стремился стать, времени не хватало. А потом почему-то показалось, что семейные летчики-истребители слишком осторожничают в воздухе, побаиваются рисковать. Решил, что земля их слишком крепко держит. Да и ты не встречалась, как же я мог жениться? - улыбнулся он.

Слышать такие слова мне было бесконечно радостно. Продолжая разговор, Саша сказал, что очень любит детей. И если бы имел их, то ни за что не оставил бы их сиротами "горе мыкать". Это его и останавливало от решительного шага - женитьбы.

- А теперь?

- Теперь другое дело. Знаешь, Мария, без хвастовства скажу, воевать научился здорово. Меня теперь не так-то легко сбить.

В том, что сказанное Сашей - истинная правда, я ничуть не сомневалась. Он был исключительно правдивым и душевно чистым человеком. О его любви к детям, доброте и вообще об обостренном чувстве справедливости можно судить но такому случаю, рассказанному мне его друзьями.

После окончания Пермской авиатехнической школы Покрышкин служил техником. Однажды, это было в 1937 году, в их городке арестовали одного из летчиков. Саша с другом, если мне не изменяет память, Василием Севастьяновым, шли с аэродрома домой, когда увидели, как жену того летчика с тремя детьми выселяли прямо на улицу. Шел проливной дождь, и дежурившие в этот день на аэродроме авиаторы, не задерживаясь, проходили мимо плачущего семейства. Саша остановился и решительно сказал:

- Вот что, Василий, я сейчас помогу им перебраться в свою комнату, а потом приду к тебе. Приютишь на какое-то время?

- О чем разговор! Приходи. Только, знаешь, отца-то их взяли как врага народа. За поддержку его семьи и сам можешь угодить туда, куда Макар телят не гонял.

- Мне бояться нечего. А в случае чего - я один, не страшно. Только видеть, как детей под дождь выбрасывают, не могу.

- Ты же военный человек и должен уметь сдерживать себя.

- Защиту женщин и детей считаю долгом каждого воина.

Это не просто слова. Это был его принцип, а принципами своими он никогда не поступался. Не мог пройти мимо чужого горя, даже если заступничество грозило ему личными неприятностями. Таким Саша оставался до конца.

Однако вернусь к событиям в Манасе. Странное, какое-то двойственное для меня это было время. Кругом бушевала война. Смерть и горе разгуливали по земле, а я чувствовала себя счастливой. Я знала, что счастье мое недолговечно, что нам очень скоро придется расстаться. Но пока, пусть на короткое время, мы были вместе!

Нельзя сказать, что я совсем не думала о будущем. Думала. Но мысли эти не имели ничего общего с каким-либо недоверием или сомнением в искренности чувств моего Саши. Ему я всегда верила безгранично. Просто знала, что он не способен даже на малейший обман. Но вот писем писать не любил и, как я узнала, редко радовал свою мать весточками о себе. Значит, и мне также придется их ждать неделями и мучиться неизвестностью, когда наступит срок расстаться.

- Ты пойми, - убеждала я его, - для счастья и покоя близкого тебе человека достаточно двух слов: жив и здоров!

- Исправлюсь, - обещал он. - Да и о чем сейчас беспокоиться: в боях мы пока не участвуем. Осваиваем новую технику.

- Это тоже небезопасно. И в любом случае о матери нельзя забывать...

На следующий день после этого разговора Саша пришел ко мне:

- Я сегодня матери написал! И сообщил, что женился.

Все во мне замерло. Тихо и вроде бы спокойно спрашиваю:

- И на ком же это ты женился?

- Как на ком? Да на тебе!

- Неплохо бы и у меня спросить, пойду ли я за тебя.

- А что тут спрашивать? И так все ясно!

Так началась наша семейная жизнь. До поры до времени мы старались не афишировать наши отношения. Не знаю, насколько ловко у нас это получалось, но девчата особенно вопросами не донимали. Однако Вадим Фадеев одним махом разрушил нашу конспирацию.

Как-то под вечер Саша с Вадимом взяли лодку н поплыли вдоль берега Каспия.

- Вадим, хочу поделиться с тобой одной новостью. Знаешь, я люблю Марию и хочу на ней жениться.

Вадим уставился на него ошалело и говорит:

- Ты что, спятил? Война идет. Тебя вполне могут сбить, а она останется одна, да еще чего доброго с ребенком! Война и без тебя вон сколько сирот наплодила. Нет, я тебе жениться не советую.

Но мой будущий муж, единожды приняв решение, уже не отступал от него.

Вадим, с его неуемной, кипучей натурой, бесшабашностью, конечно же, такую сногсшибательную новость долго хранить не мог. Едва вернувшись на берег, он примчался в санчасть. У нас шел прием больных. В комнате было человек тридцать. И вот прямо с порога, ни на кого не обращая внимания, Фадеев спрашивает меня:

- Машенька, меня Сашка Покрышкин прислал узнать: ты его очень любишь?

В комнате - немая сцена. Все смотрят на меня. А я от смущения дар речи потеряла... Тут Вадим понял, что допустил оплошность. Он подошел ко мне, обнял за плечи:

- Машенька, ну что ты так смутилась? Все хорошо! Сашка велел передать, что он тебя очень любит и хочет на тебе жениться.

И тут тишина взорвалась хохотом... Вот так наша "жгучая" тайна вмиг стала всеобщим достоянием.

Конечно, никто Вадима ко мне не присылал. И был он известным шутником и балагуром. Но на этот раз ему почему-то безоговорочно поверили и восприняли новость доброжелательно: Александра Ивановича очень уважали как человека и как летчика.

Вечером, когда пришел Саша, я возмущенно спросила его:

- Ну зачем тебе надо было рассказывать Вадиму о наших отношениях? Ты знаешь, что он выкинул?

- Да уж знаю, он рассказал, как ловко вогнал тебя в краску. Не обращай внимания: он нас с тобой очень любит!

Вадим, как и многие летчики из Сашиного полка, весной 1943 года погиб на Кубани. Он был превосходным и бесстрашным летчиком. Саша всегда был уверен в том, что если бы Вадим не погиб, быть бы ему трижды Героем! Количество сбитых самолетов у них было бы почти одинаковое.

Родился Вадим Фадеев на Волге, в семье учителей. Был хорошо образован, начитан, прекрасно пел. Красив собой: почти двухметрового роста блондин с голубыми глазами. Озорства ради отрастил бороду лопатой.

Вадим бережно хранил выданный ему командующим армией документ - приказ о выдаче ему двойного продовольственного пайка и разрешении на индивидуальный пошив одежды и обуви. Из готового обмундирования ему ничего не подходило - все было мало.

Как-то он угодил к нам в лазарет, заболел! До сих пор не могу без улыбки вспоминать его на прогнувшейся почти до пола кровати. Вадим никому не давал скучать. Всевозможные истории в его переложении веселили всех. Ко мне, наверное, из-за Саши, у него было особое отношение. Стоило мне войти в лазарет, как он подхватывался с кровати, драпировался в темно-серое армейское одеяло и... лилась ария князя Игоря или "Эй, ухнем!". А то начинал декламировать монолог Гамлета - "Быть или не быть..."