Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Так что мне лично есть что вспомнить, и я ни о чем не жа­лею. Мне просто повезло: в моей жизни было большое счастье. И не только в те годы, когда я была женой Володи, но и во все последую­щие годы, все наши... отношения всегда были неожиданными, нам их дарила судьба: мы не списывались, не сговаривались, но почему-то вдруг встречались в шестьдесят четвертом, шестьдесят седь­мом, семидесятом, семьдесят шестом годах... И всегда это было уди­вительно, радостно, значительно, тревожно — все вместе. И я вас уверяю, поверьте мне, если бы не было песен, ролей, а он был про­сто Володя, просто актер, он для меня все равно бы остался самым значительным из всего, что произошло в моей жизни».

В 2005 году Иза выпустит книжку воспоминаний о том перио­де своей жизни «Короткое счастье на всю жизнь».

Во время приездов в Москву Иза ходила в театр на его спек­такли, бывала на концертах... Последняя их встреча была в июне 1976 года. 17 июня они вместе сидели за столом на юбилее — Се­мен Владимирович отмечал свое шестидесятилетие.

Первая любовь, искренность и свежесть чувств — это было для Высоцкого только своим, сокровенным. Поэтому очень мало людей знали о первом браке. Например, В.Золотухин, которого Высоцкий назвал однажды другом, узнал об Изе только в 88-м году. «Выплыла еще одна жена Володи Высоцкого — первая, законная, Изольда. Ка­кой Владимир был мужик в этом смысле не трепливый, я о ней ни­чего никогда от него не слышал, просто никакой информации...» — напишет Золотухин в своем дневнике.

Легенды о Высоцком творили не только люди, его не знавшие, но и самые близкие родственники. Уже после смерти Высоцкого ро­дителям очень хотелось представить народу своего сына если не идеалом, то близким к тому.

Вспоминает Иза Высоцкая: «Я приехала к Семену Владимиро­вичу, и пришел журналист сверить факты биографии Володи. Семен Владимирович читает: «Первая жена, вторая жена, третья... Нехо­рошо». А я тут же сижу, на диване. Он говорит: «Марина — вдова, у Люси — дети. Иза, я тебя вычеркну». — «Давайте», — смеюсь я, и он вычеркивает. Для официоза три жены нехорошо».

Иза приехала в Москву на «сорок первый» день смерти Высоц­кого. Тогда, даже совсем близкие люди — сыновья — с удивлением узнали, что существует еще одна «папина жена», единственная из жен, носящая его фамилию — Высоцкая.

В личном деле Высоцкого сохранился приказ № 81 по театру им. Пушкина: «Товарища Высоцкого B.C. зачислить с 1 июля с.г. в качестве артиста с окладом 750 руб., предоставив ему на июль ме­сяц отпуск без сохранения содержания в связи с нахождением те­атра в отпуске».

В августе 60-го театр Пушкина гастролировал во Львове и Риге. Вместе с другими принятыми в театр молодыми актерами главный режиссер театра вызвал в Ригу и Высоцкого. Театр доигрывал ста­рым составом репертуар, а молодые были взяты для того, чтобы проникнуться духом и атмосферой театра, познакомиться с репер­туаром и труппой. Так тогда сошлись характерами и взглядами на жизнь Михаил Туманишвили и Владимир Высоцкий. Ни к чему по­началу не обязывающее общение переросло в настоящую дружбу.

В Риге выступления москвичей начались 31 июля и продолжа­лись целый месяц. «Кроме спектаклей, которые мы дадим на сце­не Театра оперы и балета и Академического театра драмы, наши артисты побывают с творческими отчетами на крупнейших пред­приятиях Риги, в колхозах, встретятся с молодежью, воинами Со­ветской Армии», — писал перед началом гастролей директор теат­ра Ф.Станешников. Собственного песенного репертуара у Высоцко­го еще нет, но в составе концертной бригады театра 12 августа он выступает на рижском заводе «Сарканайс квадрате». Пока его ав­торы — В.Маяковский и М.Шолохов. Это было его первое выступ­ление в Прибалтике.

На протяжении всей своей жизни Высоцкий стремился дарить родным и друзьям свои радости, свои впечатления. Он хотел, что­бы близким людям было бы так же хорошо, как и ему:

— ЛюдЯм должно быть хорошо...

Эта любимая его поговорка была как бы пародией на офици­альный лозунг, хотя и совпадала по смыслу: не «человеку» вообще, а — «людЯм», которых просторечное ударение делает осязаемо кон­кретными — с которыми рядом живешь, работаешь, дружишь; не «все» для абстрактно-философского «блага», а просто «должно быть хорошо» — в реальной жизни, по возможности ежедневно и жела­тельно сейчас. Так случилось и во время этих гастролей.

Вспоминает И.Кохановский: «Так случилось, что вузы мы с Во­лодей закончили одновременно: ведь в Школе-студии учатся четы­ре года. Володя попал в Театр имени Пушкина и сразу же поехал на гастроли в Ригу. Звонит мне: «Васечек, приезжай». Я приехал...

Володя и еще несколько молодых актеров жили в гостинице «Метрополь», на первом этаже которой был уютный небольшой рес­торан. Почти каждый вечер мы скромно ужинали там (денег у нас было в обрез), но мы засиживались частенько допоздна, когда му­зыканты, уже собрав свои инструменты, освобождали сцену.

Однажды Володя попросил метрдотеля «побренчать» на пиа­нино, тем более что ресторан к тому часу уже был полупустой. Тот разрешил. Но прежде чем рассказать, что произошло, — неболь­шое отступление.

Нельзя сказать, что Володя «умел играть на пианино» в при­вычном понимании этих слов. Скорее, «садился он за клавикорды и брал на них одни аккорды». Зачастую просто дурачился — пел какие-то смешные песни типа «Придешь домой, махнешь рукой, вый­дешь замуж за Васю-диспетчера, мне ж бить китов у кромки льдов, рыбьим жиром детей обеспечивать» или что-то Вертинского, ко­торого мы оба очень любили, но опять-таки пел не всерьез, а как-то занятно переиначивая его. Когда он приходил ко мне домой, то сразу садился за пианино и начинал что-то бренчать. А так как со второй половины пятидесятых мы буквально «заболели» джазом, который тогда преследовался за «буржуазность», то «бренчания» Володи с некоторых пор стали ничем иным, как вольным перело­жением популярных джазовых песен. Любимым нашим певцом в то время был Луи Армстронг. И Володя стал петь «под Армстрон­га»... Он достиг таких вершин имитации, что начинало казаться, будто поет знаменитый негритянский трубач. И это при том, что Володя абсолютно не знал английского языка, ни единого слова, кроме «yes». Но как он копировал! Люди, знавшие язык, в первый момент терялись и не могли ничего понять: вроде бы человек поет по-английски, и в то же время невозможно уловить ни слова. И ко­гда, наконец, до них доходило, в чем дело, смеялись до слез. Кста­ти, этот тренаж «под Армстронга», видимо, выработал в дальней­шем ту удивительную хрипотцу, что придавала неповторимую силу и красоту тембру его голоса.

Итак, метрдотель разрешил «побренчать», Володя поднялся на эстраду, сел за пианино, взял пробно несколько аккордов и запел «Kiss of Fire» — один из шлягеров Армстронга. Люди за столиками сначала перестали «выпивать и закусывать», потом перестали раз­говаривать, а потом в ресторане наступила тишина, как в зале кон­серватории. Официанты застыли там, где их застало пение, сидев­шие за столиками развернули свои стулья так, чтобы удобней было слышать и видеть, мы, подыграв общей реакции, сидели молча, улы­бались. Когда он закончил, ресторан разразился аплодисментами... Володя лишь на миг растерялся от такой «реакции зала», но тут же сделал жест, мол «не надо оваций», и, улыбаясь нам, снова запел что-то «под Армстронга». А когда он примерно через полчаса встал и собрался спуститься со сцены к нам, эстраду окружило несколько человек, каждый кричал что-то свое, называл какие-то песни, име­на каких-то певцов, короче, его «не отпускали»... Володя был явно польщен и согласился еще на «один номер». Потом повторилось то же самое, и кто-то из ресторанных завсегдатаев даже протягивал неуклюжий лоскут тогдашней сторублевки. Володя вежливо отвел руку с деньгами, сказал «на сегодня — все» — и, наконец, оказался за нашим столиком.