Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

30 июня театр снова проводит открытую репетицию «Павших». Состоялось еще одно обсуждение спектакля и снова премьера отло­жена. И в июле, и в августе шли обсуждения «Павших» — пять раз в Управлении культуры, в Кировском райкоме партии совместно с партийным активом района, на бюро райкома КПСС, на коллегии

Министерства культуры СССР в присутствии министра Е.Фурцевой, в Отделе культуры ЦК, в военной комиссии Союза писателей. Было внесено 19 поправок. Кроме официальных лиц, в этих обсуждениях принимали участие В.Плучек, О.Берггольц, С.Наровчатов, Л.Копелев, К.Симонов, П.Капица, Г.Бакланов, А.Вознесенский и др.

... За спектакль вступились писатели-фронтовики — Ю.Левитанский, Д.Самойлов, Б.Окуджава, А.Твардовский, Е.Винокуров и др. Под непрекращающимся давлением общественности Управле­ние вынуждено было «поднять вверх руки» — и премьера для всех состоялась 4 ноября 1965 года.

Интересно было художественное решение спектакля: подиум из трех сходящихся помостов, меняющий цвет экран на задней стене сцены и чаша Вечного огня. На сцене в финале вспыхивает и горит натуральное пламя Вечного огня, предвосхищая то, что позже за­жгут в Александровском саду у стен Кремля.

Художник-декоратор Д.Боровский, который через полгода при­дет работать на «Таганку», был поражен увиденным: «Когда вспых­нул огонь, я оторвался от спинки кресла и не дышал до самого кон­ца. Порой в театре очень трудно зажечь даже одну свечу, кое-где и курить на сцене в спектакле запрещено, нужно биться с пожарника­ми. Но чтобы огонь? Пламя огня? Неслыханно. Это было для меня ошеломляюще по дерзости театра. По сути, это был вызов! Священ­ный огонь! Учтите, Вечного огня в Москве тогда еще не зажгли...»

Каждый раз весь зрительный зал вставал, чтобы почтить па­мять погибших минутой молчания... На всех спектаклях зрители плакали. Спектакль стал событием.

Актеры играли без грима. Никто из них не старался быть по­хожим на своего героя, не подражали поэтической манере какого-либо поэта. Просто каждый из актеров стремился донести до зри­телей прекрасные стихи. В конце спектакля Высоцкий пел песню на стихи Ю.Левитанского «Дорога». А в самом финале Высоцкий ис­полнял песню на стихи белорусского поэта Анатоля Вертинского — «Каждый четвертый».

В спектакле Любимовым была задумана новелла «Диктатор-завоеватель». В ней выходят четверо немецких солдат с закатанными рукавами, бравые, наглые, как они шли по нашей стране в начале войны. Для этой сцены Высоцкий написал песню «Солдаты группы "Центр"». Кроме того, он предложил в спектакль еще четыре пес­ни: «Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог...», «Звезды», «Вы­сота» и «Братские могилы». Но Любимов их не принял, понимая их непроходимость через цензурные рогатки.

Песню «Солдаты группы "Центр"» Высоцкий написал по заказу Любимова, был заключен договор. Песня получилась лихая и жесто­кая. Историю ее написания вспоминает В.Акимов: "«Солдаты груп­пы "Центр"» он написал весной — 27 апреля 1965 года. Это было на квартире у Левы Кочаряна. Мы сидели, болтали о чем-то, а Воло­дя, занятый какими-то своими мыслями, активности в разговоре не проявлял. Потом взял гитару, ушел в другую комнату и какое-то время не появлялся. Затем приходит и спрашивает меня: «Какая из групп немецких армий воевала на Украине?» Он знал, что я серьез­но увлекаюсь историей, и в частности — историей Великой Отече­ственной войны. И я ему ответил, что в основном там действовала группа немецких армий «Юг», но участвовала группа «Центр», ко­торая двигалась по Белоруссии, захватывая при этом северные об­ласти Украины. Володя выслушал, кивнул и снова ушел, а мы, со­вершенно не придав этому значения, продолжали разговор. Потом он вернулся и с ходу спел эту песню. Уже потом я Володю спросил, почему, дескать, ты взял в песню все-таки «Центр»? Ведь в основ­ном шла все же группа «Юг»? А он отвечает: «Ты пойми, «Центр» — слово намного лучше. Это как затвор щелкает!» "

В этой же новелле Высоцкий одновременно играл две роли: Ча­плина и Гитлера. Играл сильно, гротескно. Если Губенко в этой роли смеялся над бесноватым фюрером, то Высоцкий — ненавидел, смех его зол, он предупреждает: «Это опасно!» Он раскалял карикатуру на Гитлера такой незажившей ненавистью, как будто игралась она не в 65-м году, а в 41 — 42-м годах.

В чаплинской пародии Чарли у Высоцкого был беззащитен в своем простодушии и доброте.

На премьере и в первых представлениях Высоцкий блестяще читал стихи М.Кульчицкого: «Яраньше думал: "лейтенант"звучит "налейте нам"». Летом 1972 года на гастролях в Ленинграде Вы­соцкий срочно был введен на роль С.Гудзенко. С тех пор он закан­чивал трагический спектакль словами талантливого поэта: «Нас не нужно жалеть...»

Высоцкий очень любил эти роли и часто на концертах, в ин­тервью рассказывал об этом спектакле, читал стихи военных по­этов. Сохранилась телевизионная запись исполнения стихотворе­ний М.Кульчицкого и С.Гудзенко, которая дает представление о его мастерстве чтеца, о его умении максимально вживаться в стих, сли­ваться с поэзией, передавать ее публике. Он читал их стихи, словно свои кровные, и слова звучат совсем «по-высоцки»...

Вообще, в поэтических спектаклях «Таганки» была особая ма­нера чтения стихов. Любимов требовал отказа от ложной деклама­ции, и это лучше всего удавалось Высоцкому.

Из рецензии на спектакль К.Рудницкого: «Тут, в «Павших и живых», артистическая индивидуальность Высоцкого в первый раз внятно и отчетливо заявила о себе. Губенко читал стихи Семена Гудзенко с великолепной лихостью, я бы сказал — по-гвардейски, Зо­лотухин читал Самойлова радостно, упоенно, раскованно, Смехов читал Слуцкого сурово, мерно и трезво, Хмельницкий читал Пав­ла Когана тревожно и горько. Голос Высоцкого словно бы взмывал над этими голосами в высокое небо трагедии, заранее торжествуя и всех объединяя в нетерпеливом предощущении боя. Конечно, и здесь он еще не оказывался в центре спектакля: многофигурная ком­позиция предполагала создать и создала коллективный образ воен­ного поколения поэтов».

В этом году в театр был принят Александр Калягин. С первой же встречи Высоцкий произвел на Калягина «потрясающее» впе­чатление: «Я пришел на «Таганку», сентябрь месяц, сбор труппы, 1965 год, часть людей я знал. Стоял паренек в каком-то пиджаке, абсолютно стоптанные под 45 градусов каблуки, и я был потрясен, когда мне сказали — Высоцкий...»

В сентябре в центре Москвы у Никитских ворот был арестован литературовед и литературный критик, член Союза писателей, на­учный сотрудник Института мировой литературы Андрей Синяв­ский. Взгляды Синявского на литературный процесс в СССР рас­ходились с официальными. Однажды он пошутил: «У меня с Со­ветской властью расхождения не политические, а стилистические». С 1956 года через дочь французского дипломата Элен Замойскую он начал пересылать рукописи за границу и печататься под псевдони­мом Абрам Терц (есть такой персонаж в одесской «блатной» песен­ке). Псевдоним придумала жена Синявского — Мария Васильевна Розанова. А сам Синявский по этому поводу говорил: «Нужно было печатать под псевдонимом, чтобы не арестовали. Русская традиция очень грустная, любит красивые псевдонимы — Максим Горький, Андрей Белый, Эдуард Багрицкий... Абрам Терц — это литературная маска моя. Он гораздо моложе меня, никакой бороды. Человек сво­бодный, расхлябанный, вор и бандит. Это — в моей стилистике.