Рене Кастр - Бомарше

Это новое несчастье принесло Пьеру Огюстену не только моральные страдания. Оно осложнило его материальное положение: Бомарше остался с ребенком на руках, и ребенок этот не мог рассчитывать на материнское наследство, ибо весь капитал Левека был опрометчиво переведен в пожизненную ренту. Казалось, судьба, сулившая Бомарше блестящие перспективы, коварно обманула его. На этого честолюбца, который всего год назад чувствовал себя способным завоевать мир, свалились все мыслимые и немыслимые несчастья: провал в театре заставил его усомниться в своем таланте; судебный процесс завершился таким образом, что в глазах публики в моральном плане он оказался на одном уровне с двумя прохвостами, воспользовавшимися его ошибками при организации лесоразработок в Шиноне; ушел из жизни его старинный и могущественный друг, который всегда был его опорой в финансовых делах, но окончательные расчеты с которым остались неурегулированными; и, наконец, трагическая смерть унесла из жизни его новорожденного ребенка и его молодую красавицу-жену, которую он любил так, как ему позволяло его легкомыслие, и которой он был по-настоящему верен — случай для него исключительный.

Под градом сыпавшихся одно за другим несчастий мог пасть любой, но не Бомарше. А ведь это была лишь прелюдия к новым, еще более тяжелым испытаниям, в результате которых он будет не только полностью разорен, пострадает его честь, и до последних дней своих он так и не сможет до конца отмыться от вылитой на него грязи.

Перед смертью жены Бомарше обменялся с графом де Лаблашем письмами и убедился в том, что полюбовно договориться с ним о погашении долга Пари-Дюверне вряд ли удастся. Очень скоро он узнал, что в лице Лаблаша имеет дело с безжалостным врагом, решившим любым способом — от суда до клеветы — погубить его.

В то время как Пьер Огюстен искренне оплакивал супругу, Лаблаш и его приспешники распускали гнусные слухи о том, что богатые женщины, имевшие несчастье стать женами г-на де Бомарше, слишком быстро покидали этот мир.

Эти слухи дошли до семьи первой жены Бомарше — Обертенов и вселили в них надежду возбудить дело, завершившееся не в их пользу четырнадцать лет назад; все это породило очередную волну сплетен, превративших Фигаро в Синюю бороду.

В жизни, такой пестрой и бурной, какую вел Бомарше, все события, словно медали, имели две стороны: да, 1770 год был для Пьера Огюстена сплошной чередой несчастий, но правда и то, что он стал для него преддверием новой эры: пережив ночь тяжких испытаний и обретя друга, на которого он всегда мог опереться, Бомарше уже видел на горизонте восходящее солнце своей мировой славы.

Этот друг вошел в его жизнь примерно тогда же, когда он потерял свою жену.

Г-жа Жано де Мирон, самая младшая из сестер Бомарше, была приглашена в один литературный салон послушать произведения начинающего автора. Звали писателя Поль Филипп Гюден де ла Бренельри. Он родился в Париже 6 июня 1738 года, как и Бомарше, в семье часовщика, но отец его был родом из водуазской деревни Селини, что близ Нийона. Будучи протестантом, Гюден поддерживал связи со своими собратьями по вере, проживавшими в Женеве и ее окрестностях. Оказавшись в тех краях, он навестил Вольтера в его пристанище «Наслаждения», а позже и в фернейском замке. Вольтер, ознакомившись с первым литературным опытом молодого человека, нашел его весьма слабым и дружески посоветовал Гюдену заняться чем-нибудь другим. Тот не внял совету фернейского старца. Имея четыре тысячи ливров ренты, обеспечивавшей ему некоторую финансовую независимость, Гюден де ла Бренельри в 1760 году принес в «Комеди Франсез» трагедию «Клитемнестра, или Смерть Агамемнона», которая, несмотря на благоприятный отзыв мадемуазель Клерон, так и не была поставлена на сцене. Гюден не пал духом, а написал вторую пьесу под названием «Лотарь и Вальрад, или Запретное королевство» и опубликовал ее в Женеве. Пьеса была замечена. В 1768 году ее поставили в Берлине, а в Риме по приказу Святой инквизиции она была торжественно предана огню как крамольная. Из всех произведений Гюдена это было единственное, которое наделало хоть какой-то шум, другие же просто остались без всякого внимания, среди них: «Великий Гуго», «Кориолан», «Ликург и Солон». Написанная им «История Франции» в тридцати пяти томах осталась неопубликованной, и до сего времени никто так и не прочел «Нравоучений о приличных манерах, составленных братом Полем, монахом с берегов Сены» или «Эссе о развитии науки и искусства в период царствования Людовика XV». И все же до потомков дошли две стихотворные строчки из двух разных поэм Гюдена дела Бренельри. Первая: «Настоящий король лишь тот, кто остался в памяти бедняка» — из его оды, посвященной Генриху IV и увидевшей свет в 1779 году. Вторая — из его пьесы, которая в 1781 году была представлена на суд Французской академии и не получила ее одобрения; эта строка была начертана на триумфальной арке, воздвигнутой в 1790 году в честь празднования Дня федерации: «Только король свободного народа может быть поистине могущественным».

И если эти две цитаты известны всему миру, то автор их несправедливо забыт, хотя на его счету есть и другие заслуги перед потомками, в их числе увидевшее свет в 1809 году первое издание полного собрания сочинений Бомарше, в качестве введения к которому он написал «Историю Бомарше» — произведение это так и не напечатали полностью, но до сих пор оно остается самым ценным источником информации о жизни нашего героя.

В 1770 году тогда еще начинающий писатель Гюден де ла Бренельри работал над эпопеей о завоевании Италии Карлом VIII, назывался этот опус «Неаплиадой» и был подражанием Вольтеру. Иногда Гюдена просили почитать отрывки из его эпопеи во второразрядных литературных салонах, именно таким образом зимой 1770 года он и познакомился с г-жой Жано де Мирон. Та вначале сомневалась, стоит ли ей идти на эти чтения, но, послушав писателя, не могла не выразить ему своего восхищения. Она заговорила с Гюденом о своем брате. Обнаружив, что хотя ее собеседник по достоинству оценил «Евгению», но имел предубеждение против ее создателя, она решила представить своего нового знакомого Бомарше и пригласила Гюдена на обед, который давала по случаю выступления в ее салоне аббата Делиля. Вечер прошел очень мило, но Бомарше задержали дела, и прийти он на него не смог. Их знакомство отложилось, но ненадолго. Спустя всего несколько дней в доме у г-жи де Мирон Гюден читал Бомарше свои стихи, снискал его похвалу и получил приглашение к нему на ужин. Это событие стало прелюдией к их нерушимой дружбе, продлившейся до самой смерти Пьера Огюстена, а после нее превратившейся в культ его памяти.